Всеобщая история кино. Том 4 (второй полутом). Голливуд. Конец немого кино 1919-1929
Шрифт:
«Ужас положения в том, — говорит Капра, — что снобистская критика разъяснила ему основу его искусства. Он начал интересоваться женщинами. Слишком большая жизнь для столь маленького человечка.
Лэнгдон снял еще два фильма, работая со сценаристами-интеллектуалами».
На самом деле этими «сценаристамн-интеллектуалами» были его брат Джеймс Лэнгдон и Артур Рипли, пришедший от Мака Сеннетта (вместе с Робертом Эдди, Кларенсом Хеннеке, Гарри Мак-Коем и Ирлом Родни). Первый из этих фильмов, «Трое уже толпа» («Three’s а Crowd», 1927), был, скорее, не комическим, а мелодраматическим. По мнению Эйджи, «Трое уже толпа» содержал несколько превосходных сцен, в частности кошмар — матч по боксу. Затем «Фёрст нэйшнл» разорвала контракт с ним. Ему стали давать лишь посредственные роли в двухчастевых короткометражках, где повторялись его старые трюки; теперь они уже не казались смешными. «Он так и не понял, что с ним случилось, — говорил Капра. — Он умер в нищете [1944]. У него не выдержало сердце. Он был самым трагическим персонажем в истории кино».
После «Преследователя» («The Chaser», 1928)
После Ллойда, Китона и Лэнгдона появилось еще несколько одаренных комиков, которым повезло меньше, хотя они и создали несколько персонажей и вдохнули в них жизнь. Среди них был Ларри Семон, забытый во Франции, но не в Италии. Клоун с фальшивым носом и напудренным лицом, он выступал с экстравагантными гэгами и был Андре Дидом 20-х годов [228] . Он довел механику комизма до логического конца. Робер Деснос превозносил его в 1925 году («Синема», с. 133):
«На этой неделе в «Америкен» показывали «Зигото-бакалейщика»— превосходный, неожиданный фильм, где комические падения, шутливые и лукавые животные (появившися на экране несколько лет назад), взрывы и невероятные акробатические штучки следуют друг за другом в каких-то сказочных обстоятельствах, являясь как отражение рока. Зигото — главное лицо среди группы великолепных статистов постсеннеттовского периода, а его предыдущие фильмы — «Зигото за кулисами», «Зигото у контрабандистов», «Зигото играет в гольф» — волнуют не меньше, чем притчи Пиранделло».
228
Андре Дид (1884–1931) — комический актер, известный во Франции под прозвищами Куаро и Грибуй, в Италии — Кретинетти, в России — Глупышкин. Сниматься начал с 1903 года. Расцвет его творчества пришелся на годы, предшествовавшие первой мировой войне. Подробнее о нем см.: Садуль Ж. Всеобщая история кино, т. 1, р.-406—407; т. 2, с. 119–120, 159–160.— Примеч. ред.
В 1924 году Ларри Семон ушел из «Вайтаграфа» и перестал сниматься в короткометражных фильмах. В студии «ФБО» его звезда быстро закатилась. Он умер в 1928 году, успев отлично сыграть одну из вторых ролей в «Трущобах» Штернберга [229] .
Куда более тонкий и экстравагантный комик Ол Сент-Джон исчез еще быстрее. После четырех лет работы в «Фокс», в «Саншайн комедиз», его перевели на вторые роли; кризис 1929 года разорил его. Рэймонд Гриффит и Реджинальд Денни были скорее комедийными, чем комическими актерами. Бен Тюрпин специализировался на пародиях популярных фильмов, в которых этот косоглазый премьер Мака Сеннетта изображал Валентино или Штрогейма.
229
Дополнительно о Л. Семоне см.: Садуль Ж. Всеобщая история кино, т. 3, с. 277–279. «Трущобы» («Underworld») — фильм Д. фон Штернберга 1927 года. — Примеч. ред.
Во Франции комиков различали по их прозвищам. Китон — Малек и Фриго, Ллойд — Он (Lui), Семон — Зигото, Гарри Поллард — Боситрон (Beaucitron), Сент-Джон — Пикрат, Хэнк Манн — Бильбоке и т. д. Все они исчезли с приходом в кино звука, но первые признаки их упадка появились раньше. В 1925 году Мак Сеннетт объявил в своей производственной программе, что «основой комического двухчастевого фильма, как и в драме, служит сценарий. Наша программа на будущий год развивается в этом направлении. Пятичастевая история, сжатая до двух частей, — вот цель, которую мы преследуем в наших комических фильмах. Возросшее значение сценария требует изменения типа актера для новых картин. Усатый и глупый актер обречен на скорое исчезно-вение, поскольку он уже не смешит публику. Ныне смех вызывают комические ситуации, а не клоунские наряды. Конечно, гротескные комики будут существовать всегда, но подлинная киноистория требует большего или меньшего количества реальных, правдоподобных персонажей. В частности, в романтической истории требуется иметь правдоподобных юношу и девушку. Продюсер комических фильмов требует хороших находок, удачных гэгов. Удачные гэги так же необходимы для создания фильма, как и негатив для фотографии. Сюжет, гэги и правдоподобные персонажи — вот основа нового типа двухчастевого фильма» [230] .
230
«Moving Picture World», 1925, 18 apr., N 7; in: Turconi D. Op. cit., p. 71–72.
Деснос, который провозглашал Мака Сеннетта «освободителем кино», уже в 1927 году ощутил переход к голливудскому конформизму (с. 167):
«Мы прекрасно знаем, какие безумные идеи лежат в основе сценария — идеи волшебных
Кем были бы без него Фатти (такой великолепный и столь несправедливо забытый, воплощение ярости и отчаяния), Бастер Китон, Зигото [231] , Сент-Джон?
231
В действительности ни Бастер Китон, ни Зигото никогда не работали на Мака Сеннетта. Деснос, конечно, имеет в виду косвенное влияние.
Значение комедий Мака Сеннетта для развития кино огромно. Но не помешало ли американское лицемерие в очередной раз свободному развитию?».
В 1928 году Мак Сеннетт был вынужден покинуть «Пате» и перейти в «Эдьюкэйшнл», более мелкую фирму, где он уже только повторялся. До конца периода немого кино американская комическая школа казалась неистощимой; презрение к ней лучших умов в Соединенных Штатах компенсировалось в Европе почти снобистским увлечением Сент-Джоном или Китоном. Пришла эра звукового кино, и наступил резкий конец комической школы. Остановимся на пороге новой эры.
Глава LVII
РОБЕРТ ФЛАЭРТИ И ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ КИНО
Коммерческая мишура великого Голливуда резко контрастировала с усилиями «честного одиночки» — Роберта Флаэрти, создателя школы постановочных документальных фильмов. Ирландец по крови, этот великий кинематографист был траппером [232] , исследователем и разведчиком Крайнего Севера Канады. Жан Гремийон рассказал о его происхождении в статье, которую написал во время турне с лекциями по киноклубам: «Роберт Джозеф Флаэрти родился 16 февраля 1884 года в Айрон Моунтин, штат Мичиган. Его дед прибыл из Ирландии в Квебек в середине прошлого века, и вскоре целое племя Флаэрти рассеялось по югу Канады и северу Соединенных Штатов. В ту эпоху в штатах Мичиган и Миннесота шла интенсивная добыча железных и медных руд, создавались состояния, и отец Флаэрти решил заняться разработками месторождений. Но крах 1893 года, вызвавший панику во всей Америке, нанес тяжелый удар по юному Роберту и его семейству» [233] .
232
Траппер (trapper) — охотник на пушного зверя. — Примеч. пер.
233
Gremillon J. A la trace de l’homme. — In: «Cin'ema-56», N 9/10.
Отец увез сына в шахтерский поселок на канадской границе, где последний открыл для себя цивилизацию индейцев. Он успешно закончил шахтерскую школу в Мичигане и там же встретился со своей будущей женой, которая всю свою жизнь была его самым близким сотрудником.
«Некоторое время они жили в лесных районах, но недолго, поскольку Флаэрти, как ему казалось, начал великое дело своей жизни. В первые годы нашего века началось бурное развитие южной Канады, и молодой человек, с детства готовившийся к карьере горного инженера, мог легко найти работу. Но в Роберте Флаэрти сидел бесенок, который заставлял его заглядывать за горизонт, где лежали нетронутые земли Крайнего Севера, отданное много веков назад на откуп фирме «Гудзон бэй компани», которую интересовали лишь меха и места рыбной ловли. А ведь могло случиться так, что в этом далеком и по большей части неисследованном краю имелись и другие богатства кроме норки, моржей и китов. Быть может, золотоносные слои, выходящие на поверхность в горах Месаби и Меномини на севере Соединенных Штатов, доходят и до восточного побережья Гудзонова залива.
В 1910 году Флаэрти предпринял первую из пяти исследовательских экспедиций к северу, которые растянулись на шесть лет».
Именно в эти годы Флаэрти почти случайно открыл для себя кино. Как рассказывала его жена, «во время третьей экспедиции ее руководитель сказал ему: «А почему бы вам не взять с собой одну из этих странных машин, которые получили название киносъемочных камер?» С горением новичка-энтузиаста Боб отснял около 25 тысяч метров пленки о своих друзьях по путешествию, об эскимосах. Но, привезя фильм в Торонто для монтажа, он уронил на него сигарету, и все сгорело. Но он не расстроился. И сказал: «Фильм был плохой». Фильм был буквально нашпигован различными сведениями об этом странном и интересном народе, но информация носила не тот характер, который был ему нужен. Три года он прожил вместе с ними как один из них, ежедневно испытывая опасности охоты ради пропитания. Этот народ, говорил он, располагает куда меньшими богатствами, чем другие народы мира, и однако он счастлив. Это самые счастливые люди из всех, кого он знал. «Единственная причина, по которой я стремлюсь создать этот фильм, — мое огромное восхищение этим народом». Он знал и любил сюжет будущей картины; никто не знал его лучше и не любил больше. Роберт пока еще не изучил своего рабочего инструмента — камеры. «Я научился исследовать, — повторял он, — но пока не научился выявлять». Он решил вернуться на север и начать все сначала» [234] .
234
La m'ethode de Robert Flaherty. — ln: «Image et son», 1965, avr., N,183.