Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]
Шрифт:
И вдруг лениво блуждавшая мысль наткнулась на нечто очевидное. Поскольку мисс Ивэн не была особой излишне компанейской — хоть и старалась произвести такое впечатление — вряд ли она затеяла завтрашний прием только из прихоти! Но раз затеяла — то для чего?
Объяснение не давалось, и потому он перешел к ее брату Лоуренсу и любопытной истории, которую рассказал Боулс. Похоронных дел мастер опустил кое-что важное, в этом Кэмпион был уверен.
Внезапно распахнувшаяся дверь прервала рассуждения. Инспектор Чарли Люк ввалился без приглашения,
— Только пиво, — заявил он.
Кэмпион взглянул на него с любопытством.
— Хорошие новости?
— Ничего такого, чтобы вывешивать флаги, — инспектор энергично стряхнул плащ, словно собираясь от него избавиться, шляпу швырнул на комод и потянулся к стаканчику для зубных щеток. — Вы будете пить культурно, а я из горлышка, — заметил он, наливая Кэмпиону. — Сэр Доберман не в восторге. Хотел увидеться со мной, чтобы спросить, того ли я выкопал. Бедняга! Разочарован, как ребенок, получивший на Рождество пустую коробку!
Хлебнув разок из бутылки, он довольно вздохнул.
— Пришел очередной запрос «О причинах запоздания с арестом преступника» — но без особого запала. Они в кошмарном положении. Есть сведения, что Гринер уже во Франции. Это главарь бандитов с Грик-стрит, чей налет наделал столько шума. Поль — его напарник — как в воду канул.
— Ужасно, — сочувственно кивнул Кэмпион.
— Разумеется. — Люк был в пугающе прекрасном настроении. — Десять дней чрезвычайных мер! Каждый порт был под наблюдением, как последнее пирожное на школьной вечеринке. Даже с нашей Эпрон-стрит сняли половину персонала. Но тем не менее, — как пишут в романах…
Он осторожно поставил бутылку на пол между ног.
— Я, наконец, получил двоих парней, которые занялись делом папаши Уайлда и поисками Беллы-плакальщицы, но до сих пор это ничего не дало. Разве только выяснили, что у старика больших денег не было. — Он тяжело вздохнул. — Бедный пилюльщик! Я отдал бы всю будущую пенсию, чтобы этого не случилось. Но для вас у меня кое-что есть.
Люк покопался во внутреннем кармане.
— Врач получил еще одну анонимку. Тот самый почерк, та же марка, та же бумага. Только содержание несколько иное. — Он задумчиво поковырял в носу. — Но по-прежнему проявляется тот же самый милый характер. Автор надеется, что мы будем живьем гореть в аду.
Листок бумаги, как подумал Кэмпион, был выбран так, чтобы не оставить следов. Бумага тонкая, обычная, сероватая и без водяных знаков. Такой сорт можно найти в любом магазине канцелярских товаров Лондона. Даже характер почерка ничем особенным не отличался.
Но при внимательном рассмотрении листок вызывал любопытство. После ряда непечатных слов, беспорядочных и нескладных, хотя и выбранных со знанием дела, автор становился более вразумительным.
«Ты, старый дурень, пока вывернулся, потому что все врачи — трусы, но нажиться по-крупному на покойнице не сумел, я скажу тебе почему, так-то, старый дурак…
…Брат старый дурак, жадина и скупец, но себе на
— Милая дама, верно? — Чарли Люк заглянул через плечо Кэмпиона. — Но умеет и еще покруче, и реже повторяется. Когда в хорошей форме. Вижу, вас это заинтересовало?
Кэмпион развернул листок на ночном столике и начал подчеркивать некоторые слова карандашом. А когда закончил, осталось короткое сообщение:
«Брат себе на уме. Забрал то, что оставила капитану, который беден и туп».
— Здорово, если только это правда, — буркнул он.
— О чем речь? — Люк едва не свернул шею.
— Мисс Рут в глубочайшей тайне оставила в наследство капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч первоклассных акций. — Кэмпион широко улыбнулся и пригласил: — Садитесь, я вам расскажу кое-что по секрету.
Но прежде его карандаш, путешествуя среди несвязных оскорблений, подчеркнул еще несколько слов.
19. ЛАБИРИНТ
Большая комната сразу налево от входа в Портминстер Лодж вела свое происхождение из тех времен, когда считалось, что застольям надлежит отводить максимум мыслей, времени и прежде всего пространства.
Отец Лоуренса Палинода, чей портрет висел над камином, обставляя этот небольшой банкетный зал, исходил из лучших образцов викторианских вкусов. Теперь его сын работал в одном конце комнаты, а спал в другом.
Узкая кровать Лоуренса втиснулась между двумя довольно милыми постаментами красного дерева с бронзовыми вазами, и не могло быть сомнений, что одежду жилец хранит в буфете, ставшем слишком просторным для послевоенного частного дома.
Комната, однако, производила — как ни странно — весьма неплохое общее впечатление. Просиженное кресло у камина было аккуратно прикрыто гобеленом; длинный солидный стол с закругленными углами, стоявший на потертом ковре, был старательно разделен на три части: первая выполняла роль бюро, вторая — картотеки, а третья — стойки с бутербродами.
Повсюду лежали книги, но ни одной покрытой пылью или затрепанной; книги заполняли полки и столики, громоздились на шкафах, возвышались стопками на стульях.
И все же это была самая ухоженная комната, какую только Чарли Люк встречал в своей богатой карьере. Он обратил на это внимание Кэмпиона, пока они изучали жилище Лоуренса.
Войдя без приглашения, они произвели «беглый осмотр», как это назвал Люк. У рабочей части стола помещался столик на колесиках, заставленный часто употребляемыми книгами, аккуратно сложенными корешками кверху.