Всевидящее око [Чернее черного. Всевидящее око. Работа для гробовщика]
Шрифт:
В субботнее утро работы у Дэвида почти не было, ни лекций, ни показательных осмотров пациентов. Он решил некоторые административные вопросы, дал указание секретарше разобраться с делами на следующую неделю, заглянул в лабораторию, чтобы перекинуться парой фраз с группой энтузиастов, работавших, не обращая внимания на время, и проконтролировать работу одного ленивого сотрудника, за которым приходилось постоянно следить день и ночь. Проверив их работу, указав на возможные затруднения и пути их преодоления, Уинтринхэм покинул медицинскую школу и отправился в госпиталь.
Главной целью его визита был Симингтон-Коул.
После отсутствия на конференции и несмотря на свое поспешное возвращение, а возможно, благодаря ему, он захочет проверить, как себя чувствуют его пациенты.
Окруженный группой довольно респектабельного вида, но уже порядком уставших коллег, Симингтон-Коул рассматривал сетчатку своего пациента. Склонившись к голове жертвы и придерживая инструмент у своего собственного глаза, хирург сосредоточенно наблюдал, показывая, в каком направлении ей следует направить взгляд. Эта процедура продолжалась уже довольно долго. Ни студенты, ни его ассистент ничего для себя интересного видеть не могли и поэтому переминались с ноги на ногу, обмениваясь красноречивыми взглядами, подмигивали, гримасничали, но не осмеливались нарушить тишину. Дэвид присоединился к группе и внес в ее ряды некоторое оживление. Один зритель уже исчерпал возможность своего терпения и на цыпочках направился к выходу, за ним увязалась еще пара студентов. Ситуация начинала выходить из-под контроля.
Ассистент прокашлялся, словно собираясь возвестить о прибытии Уинтринхэма. Взгляд пациента устремился в его направлении. Ему уже порядком надоело таращиться в разные стороны по указке глазного хирурга, и он несмотря ни на что будет разглядывать вновь прибывшего.
Симингтон-Коул вновь взмахнул рукой у него перед носом.
— Смотри на мой палец. На палец, я сказал! — Поскольку никакой реакции не последовало, он со вздохом выпрямился и тут впервые заметил Дэвида.
— Извините, — сказал хирург, стараясь скрыть свое раздражение, и повернулся к ассистенту.
— Это уже последний пациент на сегодняшнее утро. Больше ничего не предвидится, Купер?
— Нет, сэр.
Сиделка, которая поправляла пациенту подушку, теперь усадила его поудобнее и постаралась успокоить. Ассистент подозвал студента. Тот склонился к нему, поправил свой офтальмоскоп, помахал рукой и начал осмотр: ослепленный атропином больной остекленевшим взглядом тупо уставился в указанном направлении.
Симингтон-Коул подошел к раковине, к нему присоединился Дэвид и подал ему полотенце.
— Я принес тебе тот набросок, — заметил он. — Молодой Драммонд отдает его за двенадцать гиней.
— Моя жена хотела получить его еще вчера, — сказал хирург. — Вечером у нее были друзья, и ей хотелось показать его.
— Извини, — огорчился Дэвид. — Я не мог связаться с Драммондом, чтобы подтвердить интерес твоей жены к его работе. Его не было дома. Смог увидеть его только сегодня утром по делу Освальда Берка.
— Ах, это, — холодно заметил Симингтон-Коул. Уинтринхэм подумал, что мало кто таким бесстрастным тоном сможет говорить о жертве, с которой так дружелюбно беседовал незадолго до ее смерти. Он описал ему, как показывал рисунки суперинтенданту Митчелу.
— Ты показывал мой портрет в Скотланд-Ярде? —
— Среди других, конечно.
— Кто тебе мог позволить сделать это?
— А в чем, собственно, дело? В любом случае я рассказал, что встречался в этот день с Берком и кто меня представил. Тем более что в морге ты уже беседовал с кем-нибудь из полицейских.
— Кто сказал тебе, что я был в морге?
— Лонгбридж.
— Черт побери! Какое дело… — Симингтон-Коул неожиданно прервал свои излияния, взял из рук Дэвида рисунок и долго его рассматривал. Тому это показалось несколько странным и еще сильнее оттенило те черты характера глазного хирурга, о которых ему уже было известно: эгоизм и самовлюбленность.
Симингтон-Коул протянул руку за конвертом, в котором был принесен портрет, положил его на прежнее место и, погруженный в свои мысли, долго крутил его в руках.
— Я дам тебе адрес Драммонда, — сказал Уинтринхэм, — тогда ты сможешь послать ему чек.
— Хорошо, — оторвался от своих размышлений хирург. Он записал адрес прямо на конверте и направился к выходу из палаты. Дэвид вышел вместе с ним. Они миновали коридор и оказались в лифте.
— Берк был прекрасным во всех отношениях человеком, — с видимым усилием неожиданно заговорил Симингтон-Коул. — Мне будет страшно не хватать его. Столько лет знакомства. Даже в голову не приходило, что у него мог быть враг, который желал бы ему смерти.
— Кто-то же его убил.
— Он ведь был ограблен, разве не так?
Дэвид удивленно посмотрел на него. Этого не было в газетных отчетах, да и Митчел не проронил ни слова по этому поводу.
— Тебе это точно известно? — спросил он.
— Как мне сказали, у него исчезли бумажник и золотой портсигар. Я хорошо знаю, что он всегда носил с собой приличную сумму денег.
— Кто сказал тебе об этом?
— Лонгбридж. Забавно, он рассказал тебе о моем посещении морга и ни словом не обмолвился о воровстве.
Уинтринхэм промолчал в ответ, но был озадачен дурным настроением собеседника. Его раздражение не могло быть вызвано тем, что он показывал его портрет в Скотланд-Ярде, ведь своим появлением в морге тот сам подтвердил свое знакомство с покойным критиком. Значит, это было связано с самим рисунком. Возможно, Коул понял, что тот отражал те черты его характера, которые он тщательно скрывал от окружающих. Но почему это так его удивило?
Они вместе вышли из лифта, направились в раздевалку для персонала госпиталя и оделись. По дороге глазной хирург перевел разговор на медицинские темы, вкратце обсудил исследовательские работы Дэвида и рассказал ему о своих. Было очевидно, что он упомянул о его исследованиях только в качестве преамбулы к рассказу о собственной работе.
— Хорошо, что у тебя всегда есть под рукой все необходимое, — заметил он перед тем, как они расстались на ступеньках госпиталя. — Мне постоянно мешает отсутствие материала в моей работе с роговой оболочкой глаза. Не могу достать достаточное количество. Те, кто завещают свои роговицы, умирают глубокими стариками. Когда они попадают в наши руки, их просто нельзя использовать. Эти роговицы так же непригодны от старости и болезней, как и те, что они должны были бы заменить. Надо сделать так, чтобы их обязательное удаление стало вполне законным.