Всевышнее вторжение
Шрифт:
– Я не понимаю, о чём ты, – сказал Херб Ашер, – но если бы я мог с ней встретиться…
– Непременно встретитесь, – пообещал Манни.
– Странный ты ребёнок, – заметил Херб Ашер.
И тут у него словно раскрылись глаза, он остановился и развернул Манни лицом к свету. Ты же прямо копия Райбис, подумал он; на какое-то мгновение его пронзила вспышка памяти, его мозг словно открылся в огромную пустоту, во вселенную с россыпями звёзд.
– Херберт, – сказал мальчик, – она же ненастоящая. Эта Линда Фокс, она же просто твой фантазм. Но я могу сделать ее реальной; я дарую
– Что случилось? – спросила Райбис, когда они подошли к столику.
– Манни должен уйти, – сказал Херб Зине Паллас. – Официантка велела. Видимо, придется уйти и тебе. Жаль, конечно.
– Прости, – сказала Зина, вставая. – Я так и не дала тебе послушать Фокс.
– Давай и мы с ними, – предложила Райбис и тоже встала. – Понимаешь, Херб, у меня голова трещит, хочется выйти на улицу.
– Ладно, – убито согласился Ашер.
Я обманут, думал он. То самое, о чем говорил Манни. Я вас не обману. А тут как раз это и случилось, сегодня вечером я был обманут. Ну ладно, как-нибудь в другой раз. А ведь как интересно было бы перекинуться с ней парой слов, может быть – взять автограф. А изблизи, думал он, видно, что ресницы у нее накладные. Господи, ну до чего же все тоскливо. А может, и груди у нее накладные? Такие специальные штуки, которые в лифчик подкладывают. Он был несчастен, разочарован и тоже хотел уйти.
Этот вечер не удался, думал он, провожая, вместе с Райбис, Зину и Манни по темной голливудской улице. А я то ожидал… А затем он вспомнил странные разговоры мальчика и наносекундную вспышку в мозгу: картины, возникшие так ненадолго, но так убедительно. Это очень необычный ребенок. А его сходство с моей женой – теперь, когда они рядом, это сходство еще поразительнее. Он мог бы быть ее сыном. Бред какой-то. Жуть. Он зябко поежился, хотя погода была теплая.
– Я исполнила его желание, – сказала Зина. – Дала ему то, о чём он мечтал все эти месяцы, лежа на койке, в компании трёхмерных постеров и плёнок.
– Ты не дала ему ничего, – отрезал Эммануил. – Более того, ты его обокрала. Ты украла даже то немногое, что у него было.
– Она не более чем медиапродукт, – сказала Зина. Они неторопливо шли по пустынной ночной улице к оставленной на стоянке машине. – Я тут ровно ни при чём. Не моя же вина, что Линда Фокс нереальна.
– Здесь, в твоём царстве, это различие ничего не значит.
– А что можешь дать ему ты? – спросила Зина. – Только болезнь – болезнь его жены. И её смерть при исполнении обрушившейся на неё обязанности. Ты считаешь, что такой подарочек лучше моего?
– Я дал ему обещание, – сказал Эммануил, – и я никогда не лгу.
Я выполню своё обещание, сказал он себе. В этом ли царстве или в моём собственном – это не имеет значения, потому что в любом случае я сделаю Линду Фокс реальной. У меня есть на это власть, не власть иллюзий и колдовства, а наиценнейшая власть пресуществлять ирреальное в реальность.
– О чём ты думаешь? – спросила Зина.
– Лучше быть живой собакой, чем мёртвым львов, – сказал Манни. – Чьи это слова?
– Да просто
– Я считаю, что твоё колдовство не дало ему ничего, в то время как реальный мир…
– Реальный мир десять лет мариновал его в криостате. Не лучше ли прекрасный сон, чем грубая реальность? Разве лучше страдать в реальном мире, чем наслаждаться в царстве… – Зина запнулась.
– Опьянения, – закончил Эммануил. – Это самая верная характеристика твоего царства – опьянённый мир. Мир, опьянённый плясками и весельем. Я скажу тебе, что реальность существования есть важнейшее изо всех качеств, ибо когда исчезает реальность, не остаётся ничего. Сон это ничто, пустое место. Я не согласен с тобой; я утверждаю, что ты обманула Херба Ашера, я утверждаю, что ты поступила с ним жестоко. Я видел его реакцию, понимал глубину его отчаяния. И я всё это исправлю.
– Ты сделаешь Линду Фокс реальной.
– А ты готова поспорить, что я не смогу?
– Я готова поспорить, что это не имеет значения. Реальная или нет, она совершенно никчемна. Ты ничего не добьёшься, ничего ему не дашь.
– Ну что ж, поспорим. – Эммануил остановился и протянул Зине руку.
Они поспорили, стоя на ночной голливудской улице, под бездушным светом криптоновых ламп.
На обратном пути в Вашингтон Зина сказала:
– В моём царстве многое устроено иначе. Ты не хотел бы повстречаться с Председателем партии Николаем Булковским?
– А разве он не прокуратор? – удивился Эммануил.
– Коммунистическая партия не обладает той всеобъемлющей силой, к которой ты привык. Термин «Научная Легация» здесь неизвестен. Фултон Стейтлер Хармс не является Главным Прелатом Христианско-Исламской церкви, тем наипаче, что такой церкви не существует. Он рядовой кардинал католической церкви, он не управляет жизнями миллионов.
– Чему я несказанно рад, – заметил Эммануил.
– Значит, моё царство хорошо устроено, – сказала Зина. – Ты согласен? Ведь если ты согласен…
– Ну да, – усмехнулся Эммануил, – всё это очень мило.
– У тебя что, есть возражения?
– Это иллюзия. В реальном мире Хармс и Булковский обладают огромной властью, эта парочка контролирует нашу планету.
– А хочешь, я расскажу тебе нечто такое, чего ты ещё не уловил? – предложила Зина. – Мы кое-где изменили прошлое. Мы позаботились, чтобы ни одна из этих уродин, ни ХИЦ, ни НЛ, вообще не возникла. Мир, который ты здесь видишь, мой мир, альтернативен твоему, но не менее реален.
– Я не верю тебе, – сказал Эммануил.
– Есть много миров.
– Но генератор миров это я и только я. Никто иной не способен сотворить мир. Я – Тот, Кто творит бытие. А ты – нет.
– И тем не менее…
– Ты не понимаешь, – сказал Эммануил. – Есть много потенциальных, неосуществлённых возможностей. Я выбираю среди них те, какие мне больше нравятся, и воплощаю их в реальность.
– Плохо же ты выбираешь. Было бы куда лучше, если бы ХИЦ и НЛ погибли в зародыше.
– Так, значит, ты признаёшь, что твой мир нереален? Что он – подделка?