ВШ 3
Шрифт:
— Молодец, с этой швалью так и надо!
Это снова заорали с галёрки. Пригляделся — орал парень лет двадцати пяти. Я сцепил ладони и поднял их над головой, салютуя товарищу. Тот в ответ со счастливой улыбкой на лице изобразил такой же жест.
Тем временем записок набралось достаточно, и я начал их зачитывать. Первый вопрос был посвящён моим творческим планам как в литературе, так и в музыке.
— Их у меня — громадьё, — заявил я, — но я отвечу поговоркой: если хочешь рассмешить бога — то расскажи ему о своих планах. Честно говоря, после недавно законченного «Ладожского викинга» я
Это да, думаю, не один, иногда ещё Валька подкидывает, но очень уж редко. Приходится рассчитывать на авторов ещё не написанных вещей, вот как сейчас с Ротару получилось.
— Думаю, может последовать вопрос и о планах в боксе, — продолжаю я. — Здесь всё куда яснее. В феврале первенство РСФСР, а в марте — первенство Советского Союза. Это будет отбор на первый в истории чемпионат мира среди юниоров, который пройдёт в Японии в декабре. Надеюсь, что отберусь.
Читаю следующую записку, автор которой интересуется, есть ли у меня
девушка? Смотрю в зал, по рядам перекатываются смешки.
— Хм, подозреваю, что эта записка явно не от мужчины.
Теперь по рядам прокатывается смех.
— Что ж, отвечу на этот вопрос… И даже более того, представлю вам эту самую девушку.
Я поворачиваю голову налево, вижу между кулис Ингу с пунцовым лицом, и с улыбкой машу ей рукой:
— Инга, любимая, будь добра, выйди сюда.
Нет, а что такого, в самом деле? Пусть ей тоже достанутся аплодисменты. Лишь бы с перепугу не ускакала в гримёрку.
Нет, не ускакала, робко, стесняясь, но всё же выходит на сцену. Я делаю несколько шагов навстречу, беру её за руку и мы вместе подходим к микрофону.
— Вот моя муза, прошу любить и жаловать. Кстати, познакомились мы с ней больше года назад при весьма необычных обстоятельствах.
— Расскажите! — кричит какая-то женщина из партера.
— А давайте Инга сама вам расскажет.
Уступаю ей место у микрофона и слышу, как она шепчет:
— Макс, я тебя убью!
Затем ослепительно улыбается залу во все тридцать два, и начинает рассказывать историю своего спасения из бурных вод пруда музея-заповедника «Тарханы». Начала робко, на затем втянулась, даже начала жестикулировать, изображая, как я её тащил к берегу. Смотрю, и зрители сопереживают, в зале тишина, и только голос Инги несётся к не такому уж и высокому потолку, рассказывая перипетии того уже казавшегося мне нереальным спасения. Столько событий за это время произошло, но сейчас, за время её рассказа, я словно заново вернулся в Тарханы, и будто бы на мгновение даже почувствовал себя в ледяной воде.
В общем. Сорвала Инга свою порцию оваций, после чего откланялась и чуть ли не бегом исчезла за кулисами.
— Да, вот так, бывает, люди и знакомятся, — подтвердил я, проводив её взглядом. — Что ж, а мы продолжим наш творческий вечер.
Мероприятие уложилось в час сорок. Под занавес я всё же исполнил «Берёзы», сообщив. Что это совсем свежая вещь, мы даже не успели её обкатать с нормальной аранжировкой. Но она и под гитару неплохо звучит, что я сейчас и собираюсь продемонстрировать.
Отчего
У дорог, прислонившись по ветру, стоят и листву так печально кидают.
Я пойду по дороге — простору я рад, может это лишь все, что я в жизни узнаю.
Отчего так печальные листья летят, под рубахою душу лаская.
В зале установилась гробовая тишина, все внимали моему исполнению. А я уже переходил к припеву:
А на сердце опять горячо, горячо и опять, и опять без ответа.
А листочек с березки упал на плечо, он, как я, оторвался от веток.
Закончил, несколько секунд ничего не происходило, а затем послышались крики: «Браво», и зал взорвался овациями. Спасибо тебе, дорогой и незабвенный Игорь Игоревич Матвиенко!
— Максим, это было бесподобно, даже Богатиков не имел такого успеха, — нахваливала меня за кулисами Генриетта Платоновна. — Идёмте в гримуборную, я с вами рассчитаюсь, и Юрий Иосифович сейчас подтянется.
В гримёрку и впрямь пришёл Богатиков, чтобы поставить подпись и выразить лично своё восхищение. Оказалось, он наблюдал за моим выступлением из маленькой директорской ложи. А я всё гадал, чей это силуэт там в потёмках шевелится.
— Юрий Иосифович, — обратился я к нему, когда с формальностями было покончено. — Знаю, что вы любите петь о море, давайте я вам песню подарю?
— Что за песня? — тут же заинтересовался тот.
— Гитару можно?
Мне принесли тот же «Epiphone», на котором можно было играть и как на обычной гитаре. Эх, сегодня у нас «ЛЮБЭ» идёт вразнос! Исполнил их песню «Синее море», объявив её собственным сочинением. Все присутствующие в гримёрке были очарованы, я же добавил:
— Не знаю, если вдруг худсовет там или ещё кто-то придерётся к фразе «Там за туманами вечными, пьяными…», можно слово «пьяными» заменить на что-то более приличное, например, на «пряными». Я тут же набросал партитуру, что заняло у меня минут десять, и Богатиков клятвенно заверил, что немедленно включит песню в свой репертуар.
— Поднатаскаю своих музыкантов, и уже в феврале можно будет песню представить публике. Насчёт авторских отчислений можете не волноваться.
Я сказал, что в ближайшее время зарегистрирую песню в ВААП, и мы расстались очень довольные друг другом.
В ялтинскую гостиницу возвращались на том же «пазике», но уже без сопровождения Кожедуб. Когда сели, я достал из кармана гонорар и отдал его Инге.
— Зачем это? — возмутилась было она.
— Ты сегодня выступила с прекрасной речью, так что это твоё, честно заработанное.
Не сразу, но уболтал, взяла эти несчастные 15 рублей 50 копеек, которые я получил на руки «чистыми». Сказал ей, что может на них купить себе какую-нибудь финтифлюшку в Москве, где мы будем завтра днём. До вечернего поезда останется время побродить по уже излюбленным торговым точкам. А если что — добавлю из гонорара за песни Ротару.
— Даже не думай, — строго осадила меня Инга. — Мы ещё не семья, и эти деньги не наши общие, ты должен в целости и сохранности довезти домой и отдать родителям.