Вскрытие показало...
Шрифт:
– Ты кого-то ждешь? – спросил Билл, вглядываясь в темноту.
Я отрицательно покачала головой.
Билл украдкой бросил взгляд на часы и подтолкнул меня в дом.
Марино никогда не упускал случая подразнить Винго, моего лучшего помощника в анатомичке. К сожалению, при этом Винго отличался гиперчувствительностью.
Марино, не успев ввалиться в главный офис отдела судмедэкспертизы, выдал:
– Ба, да это она и была – "встреча, которая перевернет всю вашу жизнь"! Роковой поцелуй с "фордом"!
Ввалившийся вместе
Винго побагровел. Он тыкал вилкой в розетку, пытаясь включить пилу Страйкера. Желтый провод свешивался со стального стола.
– Не обращай внимания, Винго, – шепнула я. Руки у меня были в крови.
Марино прищурился на патрульного; я ждала продолжения хохмы.
Нельзя быть таким ранимым, особенно если работаешь в анатомичке. Я всерьез беспокоилась за Винго. Он принимал чужие страдания настолько близко к сердцу, что нередко плакал над покойниками, погибшими особенно мучительной смертью.
В то утро мы стали свидетелями очередной злой шутки, которые любит разыгрывать судьба. Накануне вечером молодая женщина засиделась в придорожном баре. В два часа ночи она пешком пошла домой, и на шоссе ее сбила машина, причем водитель скрылся с места происшествия. Патрульный в поисках документов полез в бумажник женщины и обнаружил там клочок бумаги с предсказанием судьбы – в такие заворачивают печенье. Предсказание было следующее: "Вас вскорости ожидает встреча, которая перевернет всю вашу жизнь".
– Может, она искала своего принца...
Я уже открыла рот, чтобы наговорить Марино резкостей, но тут Винго включил пилу Страйкера, и ее визг заглушил гогот доблестного сержанта. Пила завывала не хуже бормашины. Винго начал распиливать череп погибшей. Костные опилки полетели во все стороны, и Марино с патрульным вынуждены были ретироваться в дальний угол анатомички, где происходило вскрытие жертвы последнего убийства – в беднягу выпустили целую обойму.
Винго вскрыл черепную коробку и выключил пилу. Я оставила "свой" труп и подошла взглянуть на мозг погибшей в аварии женщины. Никаких кровоизлияний – ни в подкорку, ни в подпаутинную оболочку.
– Что тут смешного? – по своему обыкновению, возмущался Винго. – Что смешного в том, что человек погиб? Как можно острить на такие темы?!
Вскрытие черепной коробки показало, что смерть наступила не в результате удара по голове. Женщина умерла от множественных переломов костей таза. Удар по ягодицам был так силен, что на теле остался отпечаток решетки радиатора. Несчастную явно сбила не легковая машина, а грузовик, раз удар пришелся не по ногам, а по тазу.
– Эта женщина сохранила бумажку с предсказанием, потому что ей хотелось в него верить. Для нее предсказание было важно. Может, бедняжка и в бар пошла из-за него – искала человека, о котором мечтала много лет, человека, способного перевернуть всю ее жизнь. А это оказался пьяный водила, который свалил ее в кювет.
– Винго, – устало произнесла я, доставая фотоаппарат, – тебе не следует представлять все в таких душераздирающих подробностях.
– Они сами так и лезут в голову...
– Учись беречь от них свою голову.
Винго бросил в сторону Марино взгляд, исполненный боли. Сержант никогда не успокаивался, пока не доводил моего незадачливого ассистента. Коллеги-криминалисты тоже не уставали его дразнить. Они были слишком шумные для Винго, слишком грубые. Он не понимал черного юмора полицейских и санитаров морга, не любил смаковать подробности убийств. Он вообще был не от мира сего.
Высокий и узкокостный, Винго много внимания уделял своей прическе: коротко стриг черные волосы на висках, на макушке взбивал пышный кок, а на затылке оставлял жиденький кудрявый хвостик. Винго был женственно красив, а в несколько великоватой, но всегда очень модной одежде и туфлях из мягкой кожи (непременно сделанных в Европе) выглядел как фотомодель. Даже темно-синие халаты, которые Винго и покупал, и стирал сам, на нем казались стильными. Он со мной не заигрывал, не возмущался, когда я, женщина, говорила ему, что делать и чего не делать. Его, кажется, никогда не интересовало, что у меня под халатом, равно как и под деловым костюмом. Я настолько привыкла к Винго, что, если он случайно заглядывал в подсобку, когда я меняла жакет на халат, я совсем не стеснялась.
Думаю, если бы несколько месяцев назад, проводя с Винго собеседование, я поинтересовалась его наклонностями, у меня пропало бы желание принимать его на работу. Я всегда с большой неохотой признаю, что недолюбливаю геев.
Правда, с моей работой сложно относиться к ним лояльно. Чего только я не насмотрелась! Попадались трансвеститы с накладными грудями и подкладками на бедрах; "голубые", убивавшие своих любовников из ревности; любители мальчиков, рыскавшие в парках развлечений, – на них охотились люмпены-гомофобы. Были и заключенные с похабными татуировками и рассказами о том, как они насиловали в тюрьме все, что шевелится, и алчные сутенеры, "работавшие" в саунах и барах, которых не волновало, что одним носителем ВИЧ станет больше.
Впрочем, все это не имело отношения к симпатяге Винго.
– Сможете выключить? – Винго с остервенением мыл руки в окровавленных перчатках.
– Я закончу сама, – сказала я рассеянно, продолжая измерять огромное отверстие в груди.
По дороге к двери Винго собирал пузырьки с дезинфектором и грязные тряпки. Он включил плейер, отгородившись таким образом от окружающего мира.
Пятнадцать минут спустя Винго уже убирал в маленьком морозильнике, в котором мы на выходные оставляли образцы тканей, мазки и тому подобное. Краем глаза я видела, как Винго долго что-то рассматривал.
Он приблизился к моему столу. Наушники плейера Винго снял – они висели на нем, как ошейник. Лицо у моего ассистента было озадаченное, даже взволнованное. В руке он держал небольшой конверт – в таких мы хранили пробы, взятые с трупов.
– Смотрите, доктор Скарпетта, – произнес Винго, откашлявшись. – Я нашел это в морозильнике.
Он протянул мне конверт.
Пояснения были излишни.
У меня внутри все сжалось. Я бессильно уронила руку со скальпелем. На наклейке стояли номер дела, имя Лори Петерсен и дата вскрытия. Я точно помнила, что сдала эти материалы четыре дня назад.