Вспомни о Флебе (перевод Г. Крылов)
Шрифт:
– На корабль, – сказала Бальведа с улыбкой. Она посмотрела в глубь темной станции, где по огням скафандров можно было различить фигуры Йелсон и Хорзы, поднимавших что-то с пола.
– Для этого мне понадобилось бы его кольцо. Вы готовы отобрать кольцо у него?
– У вас должен быть эффектор. Вы что – не можете обойти защиту корабля? Или этот его детектор движения?
– Госпожа Бальведа…
– Называйте меня Перостек.
– Перостек, я – автономник общего назначения, гражданский. У меня есть световые поля – эквиваленты пальцев, но не конечностей. Я могу генерировать режущее поле, но глубиной всего в несколько сантиметров,
– Черт! – бросила Бальведа в темноту. – Значит, у вас в рукаве нет никаких тузов.
– Да и рукавов-то нет, Перостек.
Бальведа глубоко вздохнула и мрачно уставилась в темный пол.
– Вот ведь беда, – сказала она.
– Приближается наш вожак, – сказал Унаха-Клосп с усталой ноткой в голосе.
Он развернулся и наклонил свою лицевую часть в сторону Йелсон и Хорзы, которые возвращались из дальнего конца станции. Мутатор улыбался. Хорза сделал знак Бальведе, и та легко поднялась на ноги.
– Перостек Бальведа, – сказал Хорза, стоя вместе с другими у мостика над хвостом поезда и указывая рукой на идиранина, придавленного рухнувшей конструкцией, – познакомься с Ксоксарле.
– Это та самая женщина, которую ты называешь агентом Культуры, гуманоид? – спросил идиранин, с трудом поворачивая голову к людям, стоящим внизу.
– Рада познакомиться, – пробормотала Бальведа, выгибая бровь и разглядывая придавленного идиранина.
Хорза прошел вверх по пандусу мимо Вабслина, державшего идиранина на мушке. В руке у Хорзы все еще был дистанционный автономник. Он поднялся до второго уровня пандуса и заглянул в лицо идиранину.
– Видишь эту штучку, Ксоксарле? – Он поднял пластину повыше, и та сверкнула в свете фонаря его скафандра.
Ксоксарле медленно кивнул.
– Это какое-то небольшое поврежденное устройство. В низком, басовитом голосе идиранина слышалось напряжение. Хорза увидел ручеек багровой крови на полу под тем местом, где был зажат Ксоксарле.
– Именно это и было у вас – двух гордых воинов, когда вы полагали, что захватили Разум. А он весь тут. Дистанционный автономник, проецирующий слабую со-лиграмму. Если бы вы доставили это на флот, то вас вышвырнули бы в ближайшую черную дыру, а ваши имена вычеркнули бы из всех списков. Вам чертовски повезло, что здесь появился я.
Идиранин несколько секунд смотрел на искалеченный аппарат.
– Ты, гуманоид, – медленно сказал Ксоксарле, – подлее червя. Твои глупые фокусы и вранье не проведут и младенца. У тебя мозги заросли – в твоей голове жира больше, чем на твоих рахитичных костях. Ты не годишься даже на то, чтобы тебя выкинули на помойку.
Хорза встал на пандус, под которым лежал идиранин. Слыша, как придавленный резко всасывает в себя воздух через растянутые губы, он медленно двинулся туда, где между плит торчало лицо Ксоксарле.
– Ты, чертов фанатик, не достоин твоей формы. Я найду тот Разум, который, как ты полагал, уже у вас в кармане,
– Пошел в жопу, – с трудом выдохнул идиранин. Ты животное.
Хорза оглушил Ксоксарле парализатором. После этого они с Йелсон и Унаха-Клоспом приподняли пандус с тела идиранина и сбросили тот на пол станции. Они срезали бронированный скафандр с тела гиганта, потом спутали его ноги проводом и привязали руки к бокам. Конечности у Ксоксарле не были сломаны, но кератиновый щиток с одной стороны его тела растрескался, и оттуда сочилась кровь, а другая рана – между шейной чешуей и плечевой пластиной – закрылась, как только с него сняли тяжелую конструкцию. Ксоксарле был крупным даже по идиранским меркам – ростом около трех метров и отнюдь не худой. Хорза был рад, что этот высокий идиранин – судя по значкам на скафандре, командир отделения, – видимо, получил повреждения внутренних органов и будет испытывать физические мучения. Тем легче будет охранять его, когда он придет в себя, подумал Хорза. Веревки, которыми связывали Бальведу, не подходили, – идиранин был слишком велик.
Йелсон сидела, поедая пищевую плитку; ружье, направленное на идиранина, покачивалось у нее на колене. Хорза сидел на кромке пандуса и пытался отремонтировать свой шлем. Унаха-Клосп, который, как и все остальные, был не в силах помочь Нейсину, наблюдал за раненым.
Вабслин сидел на паллете, пытаясь отрегулировать масс-детектор. Он уже осмотрел поезд Командной системы, но по-настоящему ему хотелось другого – увидеть поезд в рабочем состоянии, при более ярком освещении, и так, чтобы радиация не мешала ему осматривать вагон-реактор.
Авигер некоторое время стоял рядом с телом Доролоу, потом пошел к дальнему пандусу, где лежало тело другого идиранина, которого Ксоксарле назвал Квайанорл, – искалеченное, с оторванными конечностями, отверстиями от выстрелов. Старик Авигер оглянулся и, решив, что его никто не видит (однако Хорза, время от времени отрывавший взгляд от помятого шлема, и Бальведа, которая, притопывая, ходила кругами, чтобы согреться, наблюдали за этой сценой), занес ногу над безжизненным телом и со всей силы пнул одетую в шлем голову. Шлем отлетел в сторону, и Авигер пнул голову. Бальведа посмотрела на Хорзу, покачала головой и продолжила свое хождение кругами.
– Вы уверены, что идиран тут больше не осталось? – спросил Хорзу Унаха-Клосп.
Он кружил по станции, потом поплыл вдоль поезда, следом за Вабслином, а теперь оказался перед мутатором.
– Их больше нет, – сказал Хорза, глядя не на автономника, а на путаницу растрескавшихся оптических волокон, спекшихся в комок под наружной оболочкой шлема. – Ты ведь видел следы.
– Гм-м, – сказал автономник.
– Мы победили, машина, – сказал Хорза, не поднимая глаз. – Мы включим питание на станции семь и тогда без труда найдем Разум.
– Ваш «господин Адекватный», похоже, на удивление безразличен к тому, как вольно мы обращаемся с его поездом, – заметил автономник.
Хорза окинул взглядом груды металла и осколки рядом с вагонами, пожал плечами и вновь занялся шлемом.
– Может, ему все равно, – сказал он.
– А может быть, он получает от всего этого удовольствие? – спросил Унаха-Клосп. Хорза посмотрел на него, и автономник продолжил: – Ведь, в конечном счете, это место – памятник смерти. Священное место. Может, оно – алтарь в той же мере, что и памятник, а мы просто исполняем жреческие функции – приносим жертвы богам.