Вспомни обо мне
Шрифт:
– Значит, в центре внимания – Концевич! А что Рита? Чем она занимается?
– Ты знаешь, пока – ничем. После того как она побеседовала в ресторане с Вероникой Парусниковой и не добилась ничего, настроение у нее как-то испортилось. Я знаю, что она постоянно думает об этом деле, строит свои догадки и версии, но пока что ничего конкретного не придумала. Вот когда у нее заблестят глаза, когда поднимется настроение, я пойму, что у нее в голове созрел очередной план.
Разговор с терапевтом ничего не дал. Уставшая от своей работы, а может, и от жизни вообще, пожилая врачиха отвечала на вопросы Марка однозначно,
– Насколько мне известно, азалептин – мощное средство, которое применяют для психически нездоровых людей. К Ларисе это не относится. Она была всегда адекватна, знала, чего хотела от жизни – но это мое личное, так сказать, человеческое, а не врачебное мнение, – сказала она напоследок. – Жалко девушку. И конечно, она не сама решила уйти из жизни, ей явно помогли. Другое дело, кто? Надеюсь, вы во всем разберетесь.
Марк поспешил выйти поскорее из поликлиники, которая одним видом своих белых стен угнетала и заставляла думать о болезнях. И не дай бог иметь такого терапевта.
Из машины он позвонил Рите и рассказал все, что успел к этому времени собрать по делу Концевичей и Боткиной.
– Марк, – голос Риты звучал встревоженно. – Это, конечно, хорошо, что ты узнал фамилию этого парня, теперь мы попытаемся хотя бы связать его личность с Верой Концевич, да и информация из Астрахани тоже полезна, хотя так и не ясно, на самом ли деле умерла Вероника Парусникова или нет. Для этого, я думаю, надо бы удостовериться, что у той девушки, с которой я вчера беседовала, паспорт настоящий, а не фальшивый.
– Рита, что-нибудь случилось? Фабиола?
– Нет-нет, Марк, успокойся… просто хотела с тобой посоветоваться. Понимаешь, мне только что позвонил Анатолий и сказал, что больше не может один оставаться дома, что его мучают кошмары, что еще немного, и он выпрыгнет из окна или еще что-нибудь с собой сделает. Конечно, он на это не способен, это ясно, но так хочется ему помочь!
– Что он хочет?
– Он просится к нам, пожить до тех пор, пока не выяснится, кто за ним охотится.
– Рита, думаю, у нас вполне достаточно места. Конечно, пусть приезжает. Надо же, как напугали мужика.
– Марк, а ты скоро?
– Скоро.
32
– Вот, Толя, это ванная, это кухня. Чувствуй себя как дома. Если вдруг захочется поесть, а меня дома не будет, открывай холодильник и… вперед! Но сначала я предлагаю тебе придти в себя. Сейчас я накапаю валерианы, и тебе станет легче, потом прими горячую ванну. Толя, я понимаю, у тебя сейчас ситуация тяжелая. Но ты не должен переживать по поводу того, что поживешь тут. Расслабься. Мне кажется, я понимаю тебя. Если бы мне было страшно, я бы тоже попросилась к кому-нибудь. И дело даже не в том, что ты боишься какого-то нападения, покушения, ведь так? Думаю, сами стены твоей квартиры напоминают тебе сейчас о пережитом.
Концевич, выпив валерианы, послушно отправился в ванную, вышел оттуда в халате Марка. Взгляд его был затравленным. Рите показалось даже, что он похудел.
Он направился в прихожую.
– Я покажу тебе сейчас эту записку или письмо, называй как хочешь… – сказал он, доставая что-то из кармана куртки.
У бедняги даже руки дрожали. Нервным движением он то и дело откидывал со лба мокрую прядь волос. Рита подумала будь он актером, ему можно было бы без грима сыграть Гитлера…
Записка была написана от руки. Всего несколько строк: «Лариса убита. То же самое ждет и тебя».
– Мы отдадим это Марку. Возможно, экспертиза поможет установить чьей рукой это написано.
– Экспертиза? Но что она может дать, если у нас нет подозреваемых? С чем, то есть с кем, сравнивать этот почерк?
– Думаю, что люди, которые так откровенно издеваются над тобой, Толя, не из прошлой твоей жизни, а из настоящей. Вот так.
– Не понял.
– Пойдем, я тебя сначала покормлю, а потом поговорим.
– Нет, этого не может быть. У меня не так много друзей, да и зла я им никогда не желал. Почему ты так решила?
– Интуиция, – Рита налила ему горячего супа. – Садись.
– Но я не хочу есть. Рита, мне кусок в горло не полезет… мне очень плохо. Меня всего трясет. А что Марк? Ты сказала ему, что я приеду к вам?
– Я тебе отвечу, Толя: если тебя беспокоят такие мелочи, значит, твои дела не так уж и плохи. Ты не смотри, что суп такой черный. Это грибной. Вот тебе сметана, хлеб. Ты ешь, а я пойду приготовлю тебе постель.
Рита постелила ему в небольшой комнате, принесла еще одно одеяло – на тот случай, если Анатолия охватит озноб. Задернула шторы, включила ночную лампу. Здесь, подумалось ей, он точно будет чувствовать себя в безопасности и, если повезет, уснет. Главное для него сейчас – это выспаться, набраться сил. Кто знает, что подарит этому несчастному следующий день?
Концевич уснул почти сразу.
Пришел Марк, Рита накормила его ужином.
– Марк, дорогой, я знаю, что ты устал. Я бы могла провернуть все это без тебя, с Мирой. Я бы нашла способ, как проникнуть в квартиру Концевичей. Но я не хочу подставлять тебя в случае, если кто-нибудь увидит меня в чужой квартире. Думаю, что недостаточно хорошо осмотрела квартиру Анатолия, документы, вещи… Пойми, три года назад произошла история, трагическая история. Умерла женщина. Могли сохраниться свидетельства того, что ее преследовали. Может, дневниковые записи, вон, Концевич ведет дневник, мне ужасно стыдно, но я полистала его, когда он уснул. Он положил тетрадку поверх одеяла. Надо сказать, мрачноватый документ, но, безусловно, искренний и полон страхов, ими, как сухими листьями, переложены все страницы, он выглядывает отовсюду. Так вот, о Вере. Если окажется, что она не умерла, значит, представила дело таким образом, будто бы ее нет в живых. Просто так на такое не идут. Здесь кроется какая-то причина. И я должна ее понять, во всем разобраться.
– Но почему ты? Завтра я отправлюсь к Веронике Парусниковой, мы задержим ее по подозрению в краже змей у Шегорцова, тем более что у меня есть информация, полученная из Астрахани, что именно Вероника Парусникова украла у дрессировщика змей, по сути, лишила его работы и довела до тяжелой болезни. Послушаем, что она запоет, когда предъявлю ей обвинение. Одно дело – подозрения, а другое – кража.
Если это Вероника Парусникова, то ей будет что сказать об этом дрессировщике, во всяком случае, молчать она не станет. Может, поведает о своей жизни с ним. Какие-то детали, по которым можно будет судить, в действительности ли она жила с дрессировщиком или же все это придумала. Что же касается твоего желания во что бы то ни стало еще раз побывать на квартире Анатолия, то я не понимаю, что еще ты там можешь найти?