Вспомнить всё (сборник)
Шрифт:
– Для вас незначительные, – сказал Кертис.
– Да. Мы же не на доске, а над ней. А может так случиться, что наш талант будет присущ каждому человеку. Если это случится, никто не станет горевать и делать трагедию из смерти.
– А пока этого не произошло?
Сердце Кертиса заныло – он неимоверно сильно желал, чтобы Тим согласился. Он буквально заставлял его согласиться – чистой силой воли.
– У меня нет твоего таланта. Для меня она мертва. Клетка доски, на которой она стояла, пуста. Джули не может встать на ее место. Никто не может.
Тим молчал. Казалось, он погружен
– Я не могу тебе показать, на какой клетке доски она сейчас находится, – сказал он. – А твоя жизнь пуста при любом варианте развития событий. Кроме одного.
И Кертис услышал, как кто-то идет через кусты. Обернулся – и Пэт бросилась в его объятия.
– Вот этого, – сказал Тим.
Псионик, исцели мое дитя!
Это был худой мужчина, среднего возраста, с жирными волосами и жирной кожей. Зажатая в зубах сигаретка дымила, левая рука вальяжно лежала на руле. Машина – выкупленный у фирмы наземный грузовик – гудела громко, но без перебоев и споро ползла вверх по съезду к будке, которая стояла на границе территории коммуны.
– Притормози, – сказала жена. – Вот там на ящиках охранник сидит.
Эд Гарби ударил по тормозам, и машина мрачно решила, что сейчас самое время для бокового заноса. Она так и съехала – постепенно, небыстро – и остановилась прямо перед охранником. На заднем сиденье волновались и дергались близнецы – их и так уже донимала влажная жара. Раскаленный воздух задувал через верх и через опущенные окна машины. По гладкой шее жены катились крупные капли пота. Младенец у нее на руках извивался и дергал ручками и ножками.
– Как она? – тихо спросил Эд жену, кивая головой на болезненно-серого цвета головку, более похожую на ватный муляж, которая торчала из грязного одеяла.
– Да жарко ей – прям как мне.
Охранник неспешно подошел к ним с совершенно равнодушным видом. Рукава по такой жаре он закатал, винтовка болталась за плечом.
– Ну чо? Куда едем? Наружу собрались, да? – И он расслабленно положил ручищи на опущенное окно и со скучным лицом оглядел кабину – мужа, жену, детишек и оборванную обшивку салона. – Пропуск покажи.
Эд вытащил мятую бумажку и вручил ее охраннику.
– У меня тут… это… ребенок больной.
Охранник внимательно изучил пропуск и отдал его.
– Давай, вези ее сразу на шестой уровень. У тебя есть право на получение медицинских услуг в лазарете. Ты ж в такой же дыре, как и все мы, живешь.
– Нет, – сказал Эд. – Я детку свою мясникам не отдам.
Охранник помотал головой, всем видом показывая, как не согласен:
– У них оборудование есть всякое. Ну, что с войны еще осталось – мощные штуки, скажу я тебе. Вези ее туда – и они помогут, помяни мое слово.
И он махнул рукой в сторону тянувшихся за будкой со шлагбаумом унылых холмов, поросших редкими деревьями.
– Ну и что вам там ловить, а? Вы что, выкинуть ее хотите? В овраг сбросить? Или в колодец? Дело не мое, конечно, но я бы туда собаку не выпустил, не то что ребенка взял.
Эд завел машину.
– Я еду за помощью. На шестом уровне из моей детки свинку лабораторную сделают. Поэкспериментируют, порежут ее на части, выкинут и скажут, что так и было. Извините пожалуйста, не смогли мы спасти вашего ребенка. В войну они небось так и делали – вот и по сю пору остановиться не могут.
– Ну дело ваше, я ж говорю, – сказал охранник, отступая от машины. – Я бы на вашем месте все-таки военврачу больше доверял – у них оборудование и все такое. А не психам всяким, которые в руинах живут. Они же дикие, к тому же язычники. Привяжут тебе к шее мешок с вонючим дерьмом, набормочут чуши и пойдут плясать и руками размахивать.
Машина тронулась, и он зло проорал вслед:
– Идиоты! Придурки! Назад в варварство возвращаемся, да?! Там на шестом доктора, между прочим! Рентген! Сыворотки всякие! Какого черта вы едете в руины?! У вас же цивилизация под боком! – И он мрачно поплелся обратно к ящикам. И тихо добавил: – Ну, то что от нее осталось…
Бесплодная земля, сухая и выжженная подобно мертвой коже, тянулась по обе стороны от колеи, которая здесь заменяла дорогу. Полуденный ветер скрипел ветками тощих деревьев, торчащих из растресканной, изнывающей от зноя почвы. Время от времени из густого кустарника вспархивали серо-коричневые птицы – крупная и упорная. Птицы с недовольным клекотом рылись в земле в поисках личинок.
Белые бетонные стены коммуны таяли в горячем воздухе – они отъезжали все дальше и дальше. Эд Гарби то и дело испуганно оглядывался. Когда за поворотом скрылись радарные башни, его руки судорожно сжались на руле.
– Черт, – выдавил он, – а может, он и прав… может, мы зря туда премся…
Его мучили сомнения. Путешествие – опасное дело. Даже на хорошо вооруженные отряды искателей нападали дикие хищные животные и стаи недолюдей, бродивших среди покинутых руин, оставшихся от прежних городов. А у него что есть? Только нож. Ну и как он защитит семью? Нет, конечно, он знал, как с тем ножом управляться. Зря, что ли, точил его на специальном станке – из древнего мусора, нарытого, между прочим! – каждый день семь дней в неделю? Но вот что делать, если грузовик заглохнет…
– Ну хватит тебе переживать, – тихо сказала Барбара. – Я туда часто ездила, и вот, живая вернулась и ничего со мной не случилось.
Он сразу почувствовал себя пристыженным. И виноватым: жена-то из коммуны сколько раз выбиралась, вместе с другими девушками и женами. Ну и с мужчинами тоже. Да что там, пролетариат бегал туда-сюда часто и безо всяких пропусков – лишь бы оказаться подальше от ненавистной рутины: бесконечно вкалываешь, а потом тебе еще и лекции читают, образовательные или как их там. Но тут же опять испугался. Дело было даже не в физической угрозе. И не в том, что он очень далеко отъехал от огромного подземного убежища из стали и бетона, в котором родился, вырос, провел всю жизнь, женился и работал. Он просто вдруг понял, что охранник-то был прав. Все дело в том, что он скатился обратно в невежество, к суеверному прошлому. И от этих мыслей Эд похолодел и покрылся испариной, несмотря на зной середины лета.