Встреча, которой не было
Шрифт:
– Куда? – не понял Капустин.
– Да куда хочешь.
Борис Ильич обернулся. Вокруг был лес. Стояли два автомобиля и бандиты. Узкая тропинка вела неизвестно куда, и в конце этой тропинки светило солнце, пробиваясь сквозь густые лапы елей. Что-то блестело за стволами – река или озеро. И он пошел туда, сначала медленно, не веря, что его отпускают, потом понял, что это и в самом деле был розыгрыш – жестокий и беспощадный. Капустин ускорил шаг, он уже почти бежал, чувствуя, как в ушах пульсирует кровь. Он не слышал ничего, задыхаясь от обиды, остатков страха и злости.
– Короче, – произнес человек в бейсболке,
Он посмотрел вслед уходящему к лесной речке финансовому гению, прищурился, вскинул руку с пистолетом и выстрелил. Капустин упал лицом вниз.
– Пацаны, все из его карманов достаньте: телефон, паспорт, карточки, документы… Оставьте только деньги. Только быстрее, не все еще дела сделаны.
Глава 18
Сначала в дом осторожно проскользнул Максим, причем сделал этот так, словно кто-то пропустил его внутрь перед собой. Остановился на пороге, а дверь оставалась открытой, и Валентина Николаевна, взглянув на вошедшего, растерялась. Проживая в Нью-Йорке, она смотрела российские каналы, видела популярные сериалы и потому узнала героя. А следом тут же вошел Селезнев.
– Добрый вечер, Валя.
Мама обернулась к Насте и спросила металлическим голосом:
– А это кто?
Настя промолчала, и тогда вопрос был повторен иначе:
– Что этот человек делает в моем доме?
– Пришел поговорить, – ответил Игорь Егорович.
– Вас никто сюда не приглашал. Сюда, в дом, который построил мой муж.
Селезнев вздохнул и устало произнес:
– Зря ты так, Валя. Начнем с того, что дом построил я. И этот, и дом Ворониных, и свой. Построил для того, чтобы мы жили рядом. Жили и дружили, как прежде…
– Что он говорит? – Валентина Николаевна обернулась к дочери. – Что за клевета?
Божко попятился, развернулся и поспешил выйти из дома. За ним бросилась Света. А Селезнев так и стоял на пороге гостиной, не пытаясь проникнуть внутрь.
– Я оформил дарственные на своих друзей, на дома и участки. Но по каким-то причинам они оба, хотя и въехали сюда вместе с семьями, не удосужились зарегистрировать право собственности, а потому я до сих пор плачу налоги и за вашу землю, и за строения. Но от меня не убудет: что ваше, то ваше. Я о другом: просто хотел узнать, почему твой Коля на суде сказал неправду: сам бы он не решился это сделать. Лешка Воронин был бы рад подтвердить мое алиби, но не мог…
– Мой Коля никогда не врал, – покачала головой мать Насти.
– Значит, ты не знаешь, почему он затащил меня к вам и не выпускал почти два часа, а на суде заявил, что я заглянул в вашу квартиру ненадолго, а потом помчался домой…
– Неприятная мизансцена, – произнес Божко, когда они вышли со двора. – Не люблю все эти скандалы, разборки, я даже толком сыграть их не могу, если это требуется по сценарию.
– Ужас, конечно, – согласилась Светлана, – я даже представить не могла, что Валентина Николаевна на такое способна. Такая всегда тихая… Она и в Штатах поначалу приходила к нам и с матерью моей шу-шу-шу… А потом моей маме это надоело, и она сказала: «Валя, ты скоро сдвинешься на этом Селезневе. Ну, если его оправдали, значит, он невиновен». Они тогда чуть не поссорились. А потом уж
– А мне Анастасия кажется неглупой.
– Глупая, умная – какая разница! Нерешительная, как и отец, а потому не складывается ничего в ее жизни. Я своего отца вообще не помню, но мама говорит, что он любил повторять: «Каждый человек – кузнец своего счастья». Если бы он не вкладывал всю прибыль в развитие бизнеса, а хранил, мы бы с мамой сейчас не беднее Селезнева были.
Воронина вздохнула.
– Не любишь ты Игоря Егоровича, – подытожил Максим.
– Я тебя люблю, а до него мне никакого дела, с Селезневым пусть Настя разбирается…
А страсти в доме Стрижак разгорались с новой силой.
– Я на твоем суде не была, – наседала Валентина Николаевна. – Тебя обвинили в убийстве моей подруги. И осудили, между прочим, а как ты уж потом вывернулся – пусть останется на твоей совести. Если ты хочешь забрать у нас участок и дом, мы завтра же соберем вещи и уедем…
– Я хочу только одного: узнать, кто приказал убить Полину. Мне казалось, ты можешь что-то знать или Коля знал и с тобой поделился, у него от тебя тайн не было. Тот, кто заказал мою невесту, почти наверняка целил в меня. Убийцы приходили не за жизнью Поли, а за моей, и твой муж, удержав меня в вашей квартире, спас меня – только и всего. А дом и земля как были, так и останутся вашими…
Игорь Егорович шагнул к выходу, но остановился.
– Фамилия «Капустин» тебе ни о чем не говорит? Не знаешь, встречался Коля с этим человеком или, может, созванивался?
Валентина Николаевна отвернулась и, не глядя на него, ответила:
– Не слышала ни про какого Капустина. И почему я должна помнить – столько лет прошло.
Селезнев кивнул, а потом веско произнес:
– Дом и участок ваши. Если от меня что-то потребуется, если нужна помощь, только скажи – я помогу, как помогал всегда.
Он скрылся в прихожей, было слышно, как открылась и осторожно затворилась входная дверь.
– Нам от тебя ничего не надо! – крикнула ему вслед мать Насти, правда, не особенно громко.
Анастасия хотела броситься за ним, но посмотрела на сидящую в кресле маму и удержалась.
Все время разговора Валентина Николаевна просидела в кресле. И сейчас она оставалась в той же напряженной позе, вцепившись в подлокотники и кусая губы. Настя подошла к маме, наклонилась и поцеловала ее. И произнесла негромко:
– Я тебя люблю, но ты не права.
И побежала вслед за Селезневым. Валентина Николаевна не попыталась ее остановить, а может, не успела.
Его уже не было во дворе, а когда Настя выскочила на дорогу, увидела только его спину. Игорь Егорович уходил очень быстро, словно куда-то спешил. Анастасии вдруг показалось, что он так торопится, потому что хочет вернуться в дом Иволги и тут же уехать, чтобы никогда больше не возвращаться. Но звать его, кричать, просить не уходить, дождаться ее было неловко. И тогда она побежала. Он, вероятно, почувствовал это и обернулся. Увидел, как она бежит к нему, и пошел навстречу.