Встреча на далеком меридиане
Шрифт:
На этом официальная часть окончилась, и начался обед. Ник был им сражен. Он съел ломоть заливной осетрины толщиной в полдюйма, салат из крабов, окрошку (глубокую тарелку того размера, какой принят в Европе, но какого в Америке не видели последние тридцать лет), затем немного великолепной мясистой русской форели, и тут, когда он уже еле дышал, ему подали пару больших румяных киевских котлет, так искусно поджаренных, что, когда он воткнул в мясо вилку, от нее во все стороны брызнуло горячее масло. За столом текла не прерываясь дружеская беседа; как выяснилось, увлечение физиков головоломками,
После кофе кто-то тронул Ника за плечо и сказал, что с ним хочет поговорить Хорват. Ник удивился. Он даже не был уверен, что старик его помнит: последний раз они виделись пятнадцать лет назад.
Хорват, как только Ник сел на свободный стул рядом с ним, спросил:
– Чем вы теперь занимаетесь?
Ник начал было излагать суть того, над чем он работал все эти пятнадцать лет, но Хорват нетерпеливо прервал его своим "знаю, знаю", и тон его мог бы показаться резким, если бы не было известно, какой у старика беспокойный ум. Он всегда всем говорил: "Я хочу выслушивать только то, чего не знаю, или ее та даже знаю, то хочу, чтобы мне объяснили это по-новому".
– Да нет, я имею в виду ваши разногласия с молодым русским.
– Хорват бросил взгляд через стол, и Ник увидел, что, оказывается, гостей почтил своим присутствием и заместитель Несмеянова Топчиев.
– Как его зовут? обратился к нему Хорват рассеянно.
– Гончаров, - ответил Топчиев, мужчина крепкого сложения, необыкновенно деятельный, живой и энергичный. Такой человек не станет раздумывать, ответить ему "да" или "нет" на просьбу, а тут же позаботится о том, как бы ее выполнить.
– Да, правильно, Гончаров, - сказал Хорват.
– Топчиев говорит, что вы собираетесь остаться здесь еще на некоторое время и поработать вместе с Гончаровым.
– Да?
– Ник был несколько удивлен. Вот, значит, каким образом сообщили ему о продлении визы - быстро и внезапно, как делает разрез хирург: плоть еще не успела прореагировать, а все уже и начато, и кончено.
– Они приступят к работе с понедельника, - пояснил Топчиев по-английски. Он улыбнулся Нику.
– Так ведь, кажется? Мне передали, что вам хотелось иметь ответ сегодня, и я как раз только что получил подтверждение из министерства. Итак, значит, в понедельник.
– В понедельник?
– повторил Хорват и пожал плечами.
– Будь я на его месте, я начал бы работу в ту самую минуту, как сошел с самолета.
– Я не мог, был занят, - сказал Ник.
– Занят? По тону угадываю, что тут замешана дама. Я бы хотел поговорить с вами перед моим отъездом, Реннет.
– Когда вы улетаете?
– Завтра в одиннадцать утра. К вечеру мне надо быть в Лондоне: у одной из моих правнучек день рождения, я обещал прийти к ней в гости. Конечно, я ее избаловал, но что ж поделаешь...
– Значит у вас тоже есть личная жизнь, - сказал Ник.
Старик перестал срезать кожуру с яблока и сверкнул на Ника глазами из-под лохматых седых бровей.
– Когда будете в моем возрасте, вам будет позволено иметь личную жизнь. Не раньше.
Топчиев сочувственно подмигнул Нику и тут же тактично поднялся с места.
– Учитель никогда не оставит в покое ученика, - пошутил он. Предоставляю вам самим решать ваши семейные дела.
– Что, если нам вместе позавтракать?
– предложил Ник Хорвату.
– В любое время, когда вам удобно. Мне тоже очень хотелось бы поговорить.
– Мой завтрак обычно состоит из чашки чаю, - сказал Хорват.
– В Москве - из стакана чаю. Знаете, Реннет, кажется, я вами очень недоволен. Еще не совсем в этом уверен, но, по-видимому, да. Вы отдаете себе отчет в том, какое серьезное значение имеет ваше пребывание здесь?
– Во всяком случае, я знаю, как это важно для меня, - сказал Ник, помолчав.
– Не только для вас.
– Для самого дела, разумеется. Или еще для чего-нибудь?
– Да, - отрезал Хорват. Он снова принялся чистить яблоко.
– Зайдите ко мне позавтракать утром, я втолкую вам, до какой степени все это важно. Только не приходите слишком рано. Я сплю теперь немного, но утром люблю поспать подольше.
– Отлично. В котором часу прийти?
Хорват пожал плечами и немного подумал.
– Пожалуй, в половине седьмого.
– Он взглянул на Ника.
– Вероятно, вы тоже любите утром поспать. Приходите к семи.
Ник мысленно вздохнул: значит, завтра опять вставать в шесть часов.
Возвращаясь к своему месту за столом, Ник остановился за стулом Гончарова.
– В понедельник можем начать работу, - сказал он вполголоса.
– Только что мне официально сообщили.
Гончаров обернулся с быстрой, живой улыбкой. Он встал и схватил Ника за руки.
– Великолепно!
– "воскликнул он.
– Вот это здорово! Ну, значит, и насчет завтрашнего дня вопрос решен окончательно. Непременно приходите. Буду очень-очень рад.
– Но я все равно пришел бы, так или иначе!
– сказал Ник с ноткой досады.
– Да? Отлично. Но вы меня неверно поняли. Мы договаривались условно. А вот теперь это уже наверняка. Выпьем за то, что недоразумений больше нет. Чтобы всегда все было ясно!
– Да, - сказал Ник, беря со стола бокал.
– До того момента, когда что-нибудь снова станет неясным.
Без четверти семь огромная гостиница была еще погружена в сон. Спускаясь по лестнице. Ник видел, что на диванах в холлах спят дежурные, прикрыв плечи тонкими вязаными жакетами. Чисто выметенные улицы были во власти солнечного света, голубей и пустых такси. Даже швейцар гостиницы "Националь" еще спал. Нику пришлось его разбудить. Один только Хорват, как видно, встал давно. Чтобы избавить себя впоследствии от лишних движений, он заранее оставил дверь номера открытой. Потускневшее великолепие старомодной комнаты по времени восходило к периоду его собственной юности. Он уже начал укладывать вещи к отъезду. На столе подле телевизора стояла электрическая плитка, на ней закипал чайник. Хорват встретил Ника в белой рубашке с короткими рукавами и открытым воротом; старые, но сильные руки его были испещрены венами, пальцы с тугими старческими суставами двигались медленно и с усилием, а когда-то Хорват славился легкостью и изяществом жестикуляции. Впрочем, улыбнулся он живо и молодо, потому что теперь лучше всего чувствовал себя утром, сразу после сна.