Встреча на далеком меридиане
Шрифт:
– Я возьму такси и отвезу вас домой.
Девушки быстро переглянулись.
– Мы-то в Москве не заблудимся, - сказала Валина подруга, - поэтому давайте сначала мы отвезем вас. Ведь вы же, в конце концов, наш гость.
Это значило, что через несколько минут он опять останется один, а ему страстно хотелось побыть с людьми, пусть даже хоть полчаса.
– Я еще ни разу не заблудился в Москве. Я достаточно знаю русский язык, чтобы сказать водителю: "Гостиница "Москва", пожалуйста!".
У Валяной подруги нашлось другое
Валя жила на Ленинградском шоссе, далеко за ипподромом, а ее подруга на Фрунзенской набережной.
– Это ничего, - сказал Ник, не желая сдаваться.
– Зато проедемся вдоль реки.
Он быстро нашел такси, и спор закончился сам собой, как только они покатили по Садовому кольцу. Наступило, однако, немного напряженное молчание, и Ник не знал, чему это приписать - тому ли, что все трое не находили, о чем говорить, или же тому, что под давлением одиночества он сделал то самое, чего все время страшился: навязался им, а они не посмели ему отказать из вежливости и уважения к нему как к почетному гостю.
У Крымского моста такси свернуло с Зубовского бульвара в тихую темноту набережной. Ник не мог себе представить, о чем сейчас думают девушки.
– Люблю Москву ночью, - задумчиво сказала Валя.
– Она становится совсем другой.
– А я люблю смотреть на реку, - таким же тоном откликнулась ее подруга.
– Города и деревни кажутся такими грустными, когда проезжаешь по ним ночью. Улицы пустые, дома темные, будто совсем необитаемые.
– Лучшее время - ранний вечер, - заметила Валя, - когда еще не наступила ночная тишина.
– Мне ночь никогда не кажется тихой, - сказал Ник.
– Я все время ощущаю этот ливень субмикроскопических частиц, который льется сверху, проникая в нас, в наши дома, даже в землю под нашими ногами, словно наш мир и все, что в нем есть, сделано из какого-то темного стекла, освещенного изнутри лучами, которые беспрерывно струятся сквозь него.
– Космические лучи занимают вас и днем и ночью, - тихо засмеялась Валя.
– Не всегда, - просто сказал он.
– Недавно поздно ночью я поехал во Внуково попрощаться с одним другом. Было около пяти утра. Я опоздал самолет уже поднимался в воздух. Я стоял один на пустом аэродроме. Вот тогда ночь была по-настоящему темной. Самая темная ночь, какую я когда-либо видел.
Такси свернуло с ровной мостовой и запрыгало по колеям грязной дороги, петлявшей между новыми жилыми корпусами и подъемными кранами возле строящихся зданий, которые в темноте казались развалинами. Здесь еще не было ни улиц, ни деревьев, ни газонов - только изрытая и вздыбленная земля огромной московской равнины. Прежде чем выйти из машины, девушка сбросила легкие лодочки и достала из сумки коричневые башмаки на толстой подошве, без которых нельзя было обойтись в некоторых кварталах города. Ничуть не стесняясь, она надела их, обменялась с Ником рукопожатием и улыбнулась ему.
– Я провожу вас до дверей, - сказал он.
– Нет, не нужно. Спасибо. Валя, может, ты останешься у меня ночевать? Ты позвонишь своим, а утром вместе поедем в институт. От меня ведь гораздо ближе.
Валя ответила не сразу. Ник не шелохнулся. Если он и вправду навязался, если ее это тяготит, то вот прекрасный предлог отделаться от него.
– Нет, спасибо, - сказала Валя. В голосе ее чувствовалось чуть заметное колебание - намек на то, что подруга, возможно, вкладывала в свои слова и другой смысл. Валя улыбнулась и поцеловала ее в щеку.
– Спокойной ночи.
Она назвала шоферу свой адрес. И снова оба замолчали, но ощущение, что ей, может быть, неловко с ним, совершенно покинуло Ника.
Они нарушили молчание какими-то незначительными фразами, потом Валя неожиданно спросила:
– Какой самолет отходит из Внукова в пять часов утра?
– Самолет на Вену.
Валя помолчала, потом опять спросила:
– А в какой книге женщина бросает мужчину потому, что боится его потерять?
– Не знаю, - сказал он и, порывшись в памяти, добавил: - Не могу припомнить ни одной такой книги.
– Может быть, в пьесе?
Ник опять покачал головой.
– Их, должно быть, много.
– Я думала, вы знаете такой случай, - сказала Валя.
– Так мне показалось по вашему тону.
– Я знаю только одно: я голоден, - заявил Ник, чтобы переменить разговор.
– Где можно было бы поесть?
– Сейчас поздно. Я бы пригласила вас к себе, но боюсь, это не совсем удобно.
– Может, пойти в ресторан или кафе?
– Он взглянул на часы.
– Еще нет одиннадцати.
Валя промолчала.
– Что делают москвичи после театра? Знаете, я здесь всегда голоден, потому что в Москве едят совсем в другое время, чем у нас, и я никак не могу к этому привыкнуть.
– После театра мы идем домой или в гости, - коротко ответила Валя.
– А что делают в Америке?
– То же самое, только мы часто ходим в рестораны. Но видите ли, я не хочу ехать домой, потому что я голоден, и не могу пойти в гости, потому что у меня нет знакомых. Значит, я должен умереть с голоду?
– Нет, - негромко рассмеялась она.
– А что же мне делать?
– Да, трудная проблема, - согласилась Валя.
– Но рядом с этой проблемой стоит и ее решение. Или, может быть, это другая проблема?
– Что вы имеете в виду?
– Понимаете, это довольно трудно сказать, - медленно произнес Ник. Должно быть, любой иностранец в любой стране считает, что все, что с ним происходит, объясняется тем, что он иностранец.
– И что же?
– И больше ничего.
Немного помолчав. Валя сказала:
– Вам следовало бы объясниться точнее.