Встреча на деревенской улице

Воронин Сергей Алексеевич

— А что ж ты один-то, без бабы?

— Работает, не смогла.

— Молодая еще, коли работает.

— Ну не так чтобы, но все же, на семь лет моложе, — мягко улыбаясь, отвечал Сергей Дмитриевич.

О том, что он приехал, узнали в деревне за один час. Особенно заинтересовались старухи. Но и старики любопытствовали. Правда, больше поглядывали, ждали, когда приезжий сам заговорит о себе. Только один из них — Репей — еще издали стал кланяться.

— Здравствуйте, здравствуйте, — приветливо ответил ему Сергей Дмитриевич и предложил закурить.

— Не-ет, не балуюсь, да и тебе не советую, — ответил Репей. — Зачем же сознательно вносить в себя отраву?

— Привычка. Больше сорока лет курю.

— Эва, табачищу-то выжрал! Видно, от рака легких хочешь умереть?

— Да нет, зачем же.

— А если не хошь, тогда слушай, меня. Научу, как бросить. Значит, так, — Репей строго взглянул на Сергея Дмитриевича утонувшими в морщинах голубыми глазами. — Начинаешь с того...

— Да нет, что вы... Я не собираюсь бросать.

— Как же не собираешься, когда не хочешь умирать от рака. Или хочешь?

— Да нет, что вы...

— Ну, тогда слушай. Вся суть в том, что ты внушаешь себе: «Я не хочу курить!» Ложишься спать, говоришь себе: «Я не хочу курить!» А сам кури. Затягивайся и думай: «Я не хочу курить! Мне противно курить. Меня тошнит с табачища!» Понял? Я тут многих от курева отучил. Благодарили. Долго ль думаешь у нас пожить?

— С неделю.

— Ну что ж, и много и мало. Смотря чего делать. Но для начала годится. Вот, давай закуривай. Давай, давай!

— Да я сейчас не хочу, — засмеялся Сергей Дмитриевич, глядя мягко, даже с умилением на этого старичка, седенького, сухого и маленького, как подросток.

— Тем более. Давай закуривай! — хорохорился Репей.

Сергей Дмитриевич достал сигарету, закурил.

— Давай, давай, затягивайся глубже и внушай себе: «Мне курить неохота. Меня тошнит от табачища!» Внушаешь?

— Внушаю, — улыбнулся Сергей Дмитриевич.

— Ну вот, давай внушай. Каждый раз, как будешь затягиваться, так и внушай. Неделя не пройдет, как бросишь. Опротивеет донельзя. А выпиваешь?

— Понемногу.

— Чего больше, белое или красное? Или желтое?

— Что за «желтое»?

— Коньяк. Употребляешь его?

— Предпочитаю водку.

— Ага. Тогда идем.

И Репей повел Сергея Дмитриевича, да так быстро, что тот еле поспевал за ним. Спросить бы, куда ведет, да как-то неудобно было. Как неудобно было и отстать от него, вернуться домой. А Репей шел не оглядываясь, уверенный, что никуда приезжий от него не денется. Легонький, сухонький, беленький как одуванчик, он просто летел вперед.

И долетел до магазина.

— Сейчас узнаем, — таинственно сообщил Репей. — Случается, что и не всегда она бывает. Перебои, как в сердце. Будем надеяться. — Он взбежал по ступенькам, открыл на полный распах дверь и вежливо пропустил вперед Сергея Дмитриевича.

В магазине никого не было, кроме продавца, хромого, нестарого еще мужчины в белой куртке и черных замасленных штанах.

— Ага, вона она! — радостно воскликнул Репей и ткнул пальцем в верхнюю полку. Она была вся заставлена бутылками разных вин, и на боку каждой блистала маленькая электрическая лампочка, отражая большую, подвешенную к потолку. Окно в магазине было одно, да к тому же еще и маленькое, поэтому всегда горел электрический свет. — Дай-ка нам «Российскую», — сказал он продавцу. Тот, хромая, метнулся к полке. — Рассчитывайся! — взглянул Репей на Сергея Дмитриевича. И тому ничего не оставалось делать, как достать кошелек и заплатить за бутылку.

— Теперь прошу ко мне, — сказал Репей и легко сбежал со ступенек.

— Но я... — замялся Сергей Дмитриевич.

— Ничего, ничего, не стесняйся. Капустка, брусника моченая, а чего еще надо? Для знакомства выпьем, посидим. На что у меня старуха строга, но для такого случая слова не пикнет. Она, когда надо, тоже с понятием.

— Да нет, дело не в этом. Я не хочу.

— Как не хочешь? Ты ж сам сказал, что белое употребляешь?

— Это верно, но почему сейчас-то?

— А когда хотел?

— Да я вообще не хотел.

— А тогда чего ж покупал? Чего это у тебя такой неустойчивый характер? То хочу, то не хочу. Чать не маленький. Идем, идем!

Сергею Дмитриевичу ничего не оставалось, как последовать за Репеем.

— Во, Ксюша, глянь, кто к нам пришел, — сказал Репей жене, как только вошел в дом.

Старуха посмотрела и улыбнулась, отчего все ее лицо сморщилось, словно она собралась заплакать.

— Вот, значит, какой свекор у Авдотьи Никитичны! Вот кого ей бог послал. Ну что ж, можа, и ничего. Заранее-то как в душу влезешь, — сказала она.

— Ну, я ж говорил — обрадуется. Вишь, как льстит, — ставя бутылку на стол, сказал Репей. — Теперь можно и к главному приступать. Ты бы, мамашка, чего на стол из закуски сообразила да выпила с нами. Коли пришел гость, так надо угостить его.

— Чего ж это я поставлю? Если капустки да грибков?

— Неужели ты еще грибы сохранила? — удивился Репей и победно взглянул на Сергея Дмитриевича.

— А как же, есть, есть в подполе. Консерву делала, так как же не сохраниться. Слазай-ко!

Репей тут же откинул крышку и спрыгнул в подпол. Через минуту, улыбающийся, высунул голову и поставил на пол банку с грибами.

— Дай-ка руку, — сказал он Сергею Дмитриевичу и, когда тот подал, ухватился за нее и вывалился на пол. — Боровики! — открывая банку, гордо сказал он. — Один к одному беленькие. Я тут такие места знаю, что в любой год завсегда с грибами. Мамашка, нет ли картошин вареных? Они к грибам с маслом-то больно вкусны!

Старуха достала из чугуна несколько нечищеных картофелин, положила на щербатую тарелку.