Встреча на деревенской улице

Воронин Сергей Алексеевич

К сыну Алексей относился хорошо, но любил бы больше, если бы тот был похож на мать. Сын же вылитый был отец, такой же рослый, сильный, большерукий.

Все шло хорошо. Уже второй год сын служил в армии. И вот Маргарита Петровна все чаще стала не то чтобы прихварывать, а как-то поскучнела. Молчит, будто и не замечает мужа. Сидит на кушетке, кутается в платок и все о чем-то думает. А в доме не прибрано, обед не сготовлен. Другой бы мужик взъерошился, накричал, но только не Алексей. Молча все приберет, надо, так и обед сготовит, и жену позовет к столу. Ему вполне хватало того, что она рядом с ним. И пусть молчит, он-то ведь тоже не любит болтовни. Только чего-то она стала все больше вздыхать...

А вздыхала Маргарита Петровна оттого, что хоть сидела она дома, а мыслями была совсем в другом месте — у зоотехника Василия Степановича, еще далеко не старого одинокого мужчины. Вот уж больше года, как длится у нее с ним роман. Как-то пришел он в клуб, заглянул в ее кабинет, заговорил о том о сем, вспомнил недавно просмотренный фильм «Мужчина и женщина», перевел разговор на себя, на свое одиночество — мол, поэтому у него особый интерес к фильмам и книгам, в которых про любовь. И как-то незаметно завязался у них в тот вечер непринужденный разговор, и смеяться стали, и Маргарита Петровна почувствовала к зоотехнику симпатию, хотя и знала, что он охочий до женского полу. Но это как-то ее не остановило, напротив, разожгло любопытство. Оказалось, что он довольно начитанный, и это тоже послужило к сближению. Потому что Алексей книг не читал, а газету брал в руки, только когда в ней помещалась таблица выигрышей в лотерею.

С этого вечера все и началось. Встречаться приходилось украдкой, урывками, но в этом и для нее, и для него была какая-то своя заманчивость. И чем дольше продолжалась их связь, тем больше тянуло их друг к другу. И такие отношения у них, как уже сказано, продолжались более года, как вдруг грянул гром в образе бывшей любви Василия Степановича Вальки Татаркиной. Когда-то она жила в этом большом селе, тогда и сблизилась с Василием Степановичем, потом уехала в Псков, а тут надумала проведать мать-старуху и забежала утречком по старой тропинке. Но место ее было занято. Это она сразу поняла по тому, как ее встретил Василий Степанович.

— Чего тебе? — грубовато сказал он и загородил вход.

— Да вот, шла мимо, дай, думаю, навещу.

Он поглядел на нее мягко и ласково, видимо, вспомнив, что меж ними было. Но решил, что уж коли все во вчерашнем дне, то нечего ворошить прошлогоднюю мякину, и сказал:

— Что было, Валя, то было. Закат догорел.

— Женился, что ли?

— Да нет, пока еще чужими обхожусь.

И тут Вальку осенило, что в доме у него кто-то есть, иначе не держал бы ее на крыльце. И она решительно и ловко скользнула мимо него и прошла в кухню. Из кухни в комнату заглянула. И там увидела торопливо одевающуюся Маргариту Петровну.

— Ой, куда забралась, бесстыжая! — засмеялась Валька и хохоча пошла обратно, понимая, что тут ей делать больше нечего.

— Ты вот что, ты языком-то не особо, — сказал ей Василий Степанович, выпроваживая ее из дому.

Может, она бы никому и не сказала, но черт его дернул толкнуть слегка ее со ступенек. Она чуть не упала, и рассердилась, и злая пошагала к дороге. Пошла так, как ходят..несправедливо уволенные с работы. С закипающей от обиды кровью на сердце. И тут увидала Алексея. Он улучил часок, чтоб покормить кабана, я направлялся домой.

— Эй ты, жмурик! — крикнула ему Валентина.

Он только взглянул на нее, чуть дернул головой и пошел дальше.

— Гуляешь, а твоя Маргаритка в постели с Василь Степанычем кувыркается!

— Чего?

— Того! — не стала пояснять Валентина и побыстрей от него, чтобы не прихватил своей ручищей за воротник.

Алексей остолбенело постоял некоторое время и, ничего не поняв, пошел к дому. Там жены не было. Ну что ж, значит в клубе, а то и в сельсовете. Мало ль у нее дел... И вывалил из чугуна в ведро вареную картошку, натолок ее. Нарубил свежей крапивы и тоже в ведро. Долил водой. И понес в сарай. Стал кормить жадно чавкавшего кабана. Но что бы он ни делал, в ушах все время звучал Валькин голос. «Чего это она набрехала-то? — думал он. — Кувыркается... Слово-то какое...» Он постоял в раздумье, потом вспомнил, что сегодня субботний день, и, радуясь новому занятию, отвлекающему от неприятных дум, стал таскать из колодца воду в банный котел. Затопил печь. И пошел в мастерские. А когда вернулся, то застал жену на кушетке, с поджатыми ногами. Когда ей нездоровилось, она всегда вот так лежала с поджатыми ногами, кутаясь в платок. И Алексей не осмелился ей ничего сказать. Только присел на краешек кушетки и заглянул в глаза. И увидал хмурое, отчужденное выражение, такое, как если бы не жена была перед мим, а совсем посторонний человек, к тому же еще и сердитый на него.

— Ты чего?

— Ничего... — Она натянула на плечи платок, вздохнула.

— Где была-то?

Он и не думал ее допрашивать. Но она резко взглянула на него, подумав, уж не знает ли он о том, что ее застала Валька.

— А что? — тревожно и с неприязнью спросила она.

Ее тревога не ускользнула от Алексея, он вспомнил Валькины нехорошие слова и смешался, не зная, что и ответить. Его замешательство не прошло мимо Маргариты.

— Чего ты? — Несмотря на ее миловидность, голос ее часто звучал резко и грубо. Прозвучал так и теперь.

— Да ничего... ерунда...

— Какая ерунда? — требовательно спросила она, и он, как всегда, подчинился, когда она так с ним говорила.

— Да тут Валька Татаркина, помнишь, еще когда уехала, а теперь объявилась, так она... — Он замялся.

— Ну!

Алексей поглядел на жену и не смог представить, чтобы она могла «кувыркаться» в постели с зоотехником, этим распутным мужиком. Да и откуда могла Валька видеть такое. И даже подумал с осуждением, как это он мог допустить такие мысли о жене.

— Ну, чего ж молчишь? Коли начал, так говори. Чего она наговорила?

— А! — отмахнулся Алексей.

— Да ты скажешь или нет? — вскричала жена и с такой злобой поглядела на него, что он в растерянности даже улыбнулся и смущенно ответил, через силу, и казня и виня себя, и как бы заранее выпрашивая прощения:

— Ну, будто ты у Василь Степаныча бываешь...

— Поверил ей?

— Что я, дурак, что ли, — чувствуя, как с сердца сваливается тяжесть, сказал Алексей. — Давай обедать, я еще не ел. Да надо баню посмотреть.

Он ушел, а через несколько минут ушла и она, прихватив с собой небольшой узел с бельем.

Алексей не сразу и понял, что она бросила его. Весь этот день, и вечер, и ночь ждал ее, не понимая, куда она могла уйти, хотя страшные догадки все время полыхали в его мозгу. Выходил на улицу, сидел у калитки. Прошел к клубу, — это уже среди ночи. Клуб был закрыт. Тогда, мучаясь от унижения, прошагал к дому зоотехника. Одно окно было освещено, но он не осмелился заглянуть, да и вряд ли бы что увидал, — оно было задернуто занавеской. Даже теней не было видно.