Встреча на деревенской улице
Шрифт:
После сытного обеда так хорошо было вздремнуть. Сквозь дремоту донеслось из хлева мычание коровы. «Ах вот как, у них и Буренка есть, — подумал он, — что ж, это неплохо». И он вспомнил, как хорошо было у старого хозяина. Там можно было перекинуться словцом с лошадью Буланкой, на которой хозяин развозил хлеб из пекарни по магазинам. Весьма добрая была лошадка, правда несколько туповатая от однообразной работы. Но все же в собеседники годилась. Конечно, куда было интереснее беседовать с Буренкой. Это была умная корова, хотя, надо сказать, ее мысли носили несколько стадный характер. Ну, это и понятно, коли паслись в одном стаде. Большинство ее мыслей принадлежало другим буренкам, и она выдавала их за свои. Впрочем, такое встречается не только среди коров, бывает и у людей. И все же интересно с ней было беседовать. Но уж кто совершенно не годился для бесед, так это боров Яшка. Он только и знал, как бы побольше съесть, готов был день и ночь чавкать, не сознавая того, что, чем больше съест, тем больше будет весить и тем быстрее его зарежут.
Из хлева донеслось негромкое сытое хрюканье. «А-а, оказывается, и у них есть боровок. Ну что ж, надо будет познакомиться. Может, он не такой дурак, как тот Яшка», — и Шарик пошел в хлев. Вежливо поздоровался с коровой.
— Здравствуй, здравствуй! — ответила она, не переставая жевать жвачку.
— Что-то у вас не очень светло, — сказал Шарик, глядя на маленькое оконце, прорезанное в бревенчатой стене.
— Зато зимой тепло, — ответила корова.
— А зачем нам свет-то? — сразу же вскинулся боров. — Без него спокойнее. Ешь и ешь, мимо носа не пронесу, не бойсь!
— Но все же как без света жить...
— Ничего, живем и не тужим. Вон спроси Буренку, каким я за полгода стал. Был от горшка два вершка, как говорит мой хозяин, а теперь — ого! Хозяина и хозяйку сложи, не перевесят меня.
— Я бы на твоем месте не очень радовался. Или ты не знаешь, что ждет тебя, когда ты достигнешь определенного веса?
— А чего меня ждет?
— Да ведь тебя зарежут на мясо.
— Ври больше. Что они — дураки, что ли, чтобы так меня кормить, а потом убивать? Они меня красавцем зовут. Поглядел бы, как хозяйка меня балует едой, а хозяин чешет шею. Если бы хотели зарезать, так не любили бы.
— Зря вы это, — негромко сказала корова Шарику, — зачем его расстраиваете.
— Да ведь он не поверил мне, а если бы поверил, то меньше бы есть стал и подольше бы прожил. Обжоры-то всегда ведь мало живут. Ну бог с ним, а как вы живете?
— Надои за последнее время снизились. Хозяйка недовольна.
— А почему же это?
— С кормами стало трудно. Покос не дают, а сено, сами понимаете, покупать накладно. К тому же вообще у многих хозяев тенденция освобождаться от нашего брата. Молока в магазинах хоть залейся. И масло, и сметана, и творог есть. Зачем хозяйке такую заботу? Ведь со мной много хлопот: и напоить, и накормить, и подстилку сменить, и хлев убрать. А летом с рассветом в стадо выгнать. Так что вот какие дела...
— Да, — в раздумье произнес Шарик. — А что же у вас телочки нет?
— Была в прошлом году, в совхоз продали. А уж в этом году одна...
— Так-так... Ну, желаю всего наилучшего. Отдыхайте спокойно, теперь я у вас во дворе буду сторожем.
— Очень приятно, — сказала корова, — все как-то повеселее. Заходите.
— Спасибо, непременно.
После этого Шарик обошел весь двор, обнюхал углы, пометил их, чтобы другие собаки знали, что он тут хозяин. И лег, время от времени поглядывая то на клуху с цыплятами, то на заносчивого петуха, ревниво охранявшего своих кур.
Но долго ему нежиться не пришлось. Прибежал внук. Стал его гладить, звать на прогулку.
— Нет, нет, — вежливо отказался Шарик. — Я должен быть здесь.
— Да мы только по улице пробежим.
— А по улицам я вообще не бегаю, тем более что улица не для игр.
— Ну как хочешь, только зря. Поносились бы, а?
— Нет, нет... я тут.
Внук убежал, но вскоре вернулся с оравой ребятишек и стал им показывать Шарика.
— Ну и что, — тут же закричали ребята, — какая это собака?
— Вот у меня овчарка!
— А у меня боксер!..
— Да мы знаем его! Это дворняга! Тоже мне собака!
Шарик лежал, чуть прижав уши. Он понимал, надо переждать. Ребятишки долго одним делом не занимаются. Надоест — и убегут. Так оно и вышло. Убежали.
После этого наступила довольно спокойная жизнь. Шарик честно делал свое дело. Правда, с его появлением мало что изменилось во дворе, но все же как бы стало больше порядка. Был сторож.
Так прошло лето. Шарик никуда со двора не отлучался, только один раз хозяин взял его в лес, и то ради внука. Они пошли за грибами, а зачем его прихватили, честно говоря, Шарик не понимал. Но все же с удовольствием побегал по кустам, понюхал разные запахи и усталый и довольный вернулся домой.
Уже к концу августа исчез внук. Накануне он подошел к Шарику, погладил его, дал кусок мяса из супа и сказал, что уезжает к отцу и матери.
— Учиться мне надо, Шарик... учиться. До следующего лета, прощай!
Потом стала осыпаться листва. Ударили заморозки. И однажды из хлева раздался тонкий короткий визг. Шарик уже знал, что это означает, и сидел опустив голову. Он не поднял ее и тогда, когда хозяин вышел из хлева. К Новому году не стало и коровы, — ее свели со двора.
— Прощай! — промычала она Шарику.
Шарик побежал за ней до ворот.
— Всего тебе доброго! — от всего сердца пожелал он.
И вдруг исчез петух. Куры отнеслись к этому спокойно, но Шарику это очень не понравилось. Сразу стало пусто во дворе. И главное — тихо без петушиного крика. А потом одна за другой стали исчезать и куры.
И Шарик остался во дворе один. Правда, его кормили, не обижали. Но ему было как-то не по себе. И однажды он вошел в дом.
— Разрешите? — сказал он, приоткрыв дверь на кухню.
— Да-да, заходи, — ответил хозяин.
Шарик вошел, помялся и, виновато глядя на хозяев, сказал:
— Вы уж не обижайтесь, но я вынужден буду уйти от вас.
— Это почему же? — удивился хозяин.
— Да делать мне у вас больше нечего...
— Ну, это ерунда. Вон в городе сколько собак, и тоже ничего не делают, а их и кормят, и на прогулку выводят, и чистят, и моют. Так что живи.
— Нет, нет... Я так не могу. Я не привык есть даром хлеб. Это уже не жизнь. Так что прощайте! — И Шарик вышел, притворив носом дверь, чтобы не выстудить дом.