Встреча с Медузой. [Венера Прайм — 4]
Шрифт:
Диспетчеры в Центре управления переглянулись. Это был самый необычный звук, который кто-либо из них когда-либо слышал. Никто не мог придумать природного явления, которое могло бы его вызвать. И это не было похоже на крик животного.
Если бы Им не была отвлечена разговором с мостиком, она могла бы заметить едва сдерживаемое возбуждение на лицах двух своих диспетчеров:
— Пошлите кого-нибудь разбудить доктора Бреннера, пожалуйста, возможно, это именно то, что он так ждал.
Звук снова донесся из динамиков, с тем же нарастанием силы и частоты ударов.
— Говард, сбрось еще один зонд, нужно
Появился Олаф Бреннер, пухлый седовласый экзобиолог, он еще как следует не проснулся и летел почти неуправляемо, одновременно натягивая свитер. Им помогла ему справится с ремнями и занять место рядом.
— Что происходит? — Требовательно, даже не поблагодарив за помощь, спросил Бреннер.
— Сейчас сам услышишь.
Звук повторился вновь. Второй зонд Фолкена достиг уровня первого и включился в работу. Сравнив их пеленги, в Центре управления смогли определить где находится источник звуков и расстояние до него. — примерно в 2000 километрах от «Кон-Тики». Большое расстояние еще не означало, что источник звука был мощным, в воде звуки распространяются очень хорошо.
Естественное предположение, что виновники — живые существа, было сразу отвергнуто главным экзобиологом.
— Я буду очень разочарован, — заявил доктор Бреннер, — если здесь не окажется ни растений, ни микроорганизмов. Но ничего похожего на животных, какими мы их себе представляем, не может быть там, где отсутствует свободный кислород. Из-за его отсутствия все биохимические реакции на Юпитере должны протекать на низком энергетическом уровне. Активному существу попросту неоткуда почерпнуть силы для своих жизненных функций.
Таинственные сигналы с Юпитера продолжали поступать через определенные промежутки времени. Они записывались и анализировались. Бреннер старательно мучил компьютер, но пока не находилось никакого смысла в этом ритмичном грохоте.
Бреннер устало зевнул и огляделся.
— А где этот профессиональный зануда? — спросил он, увидев пустую упряжь, в которой часто сидел Блейк Редфилд.
— Даже профессиональным разведчикам иногда приходится спать, — ответила директор.
Блейк лежал в своей крошечной каюте и беспокойно спал. Он спал по пять часов в сутки, урывками, стараясь следить за работой каждой из трех смен Центра управления полетами. Стараясь понять кто есть кто. А самый главный, мучивший его вопрос. — Была ли у Фолкена цель в облаках, которая выходила далеко за рамки заявленных целей экспедиции?
Это вопрос, на который можно будет ответить только при анализе действий, которые он предпримет.
В своем укрытии Спарта пробудилась от грез о мести. Ее красные глаза открылись, и она провела пушистым языком по желтым зубам. Реальность возвращалась лишь постепенно.
Она слушала достаточно долго, чтобы убедиться, что прошло достаточно времени. Скоро… она знала, что пора двигаться, если она хочет предупредить Блейка. Но хотела ли она этого?
Ее красные глаза наблюдали из укрытия, как он занимался своими официозными делами, без разрешения подключался к данным, задавал грубые вопросы дежурным диспетчерам, выставлял себя назойливым занудой. Для нее его поведение было понятно. Он знал, как и она, что в миссии Кон-Тики что-то прогнило. Но в отличие от
Какой-то уголек сострадания к нему все еще горел в ее мозгу. Он понятия не имел, что они просто выжидают своего часа, что он уже обречен на смерть. Усилия Блейка были опасны и бесполезны.
Она ничего ему не должна. И все же она могла предупредить его о грядущем катаклизме. Она сделала все возможное, чтобы обезглавить «свободный дух». Но как у гидры, у этой организации было много голов и на месте отрубленных повырастали новые.
XXII
Примерно за час до восхода голоса из пучины смолкли, и Фолкен начал готовиться к встрече своего второго дня на Юпитере. «Кон-Тики» находился теперь всего в пяти километрах над ближайшим слоем облаков; внешнее давление поднялось до десяти атмосфер, а температура была тропической — тридцать градусов по Цельсию. В такой среде можно было бы чувствовать себя комфортно без какого-либо снаряжения, кроме маски и баллона с подходящей дыхательной смесью.
Когда полностью рассвело, Центр управления, голосом Им сообщил:
— У нас для тебя хорошие новости, Говард. Облака под тобой становятся тоньше, через час они в твоем районе исчезнут совсем и ты будешь наблюдать их второй ярус. Он лежит ниже первого километров на двадцать. И турбулентности пока не предвидится.
Десять минут спустя он увидел картину, которую предсказали Центру управления полетами орбитальные спутники. — Облака внизу исчезли, как-будто их что-то растворило, и «Кон-Тики» проплывал по краю облачного каньона глубиной в двадцать километров и шириной в тысячу.
Под ним простирался совсем новый мир. Юпитер отдернул одну из своих многочисленных завес. Второй ярус облаков был намного темнее первого. На розоватом фоне, по ветру, дующему с востока на запад, плыли облака. Все примерно одинаковой величины и формы, овальные, кирпичного оттенка.
Он уменьшил подъемную силу, и «Кон-Тики» начал снижаться вдоль облачного обрыва. И тут Фолкен заметил снег.
Белые хлопья образовывались в атмосфере и медленно снижались. Снега конечно здесь быть не могло, но очень похоже. Вскоре несколько хлопьев легли на приборную штангу выпущенную из корпуса перед главным иллюминатором, и он их рассмотрел — мутно-белые, отнюдь не кристаллические, довольно большие, сантиметров десять в поперечнике. Похоже на воск. Экспресс-анализ показал, что это сложные углеводороды. В атмосфере вокруг «Кон-Тики» шла химическая реакция, которая рождала эти хлопья.
Примерно в сотне километров впереди в облачном слое начало твориться какое-то безобразие. Нечто огромное, не один десяток километров в поперечнике, всплывало из толщи облаков на его пути. Несколько секунд он цеплялся за мысль, что это, наверно, тоже облако — грозовое облако, которое заварилось в нижних слоях атмосферы. Но нет, тут что-то более плотное. Что-то плотное протискивалось сквозь розоватый покров, будто всплывающий из глубин айсберг. Громадина была беловатой аморфной массой с красными и бурыми прожилками. Должно быть, решил он, это то же самое вещество, из которого состоят «снежинки». Целая гора сложных углеводородов.