Встреча выпускников
Шрифт:
— Всё, партия.
— Слава Богу! Теперь поговорите со мной красиво.
— Нет, теперь мне пора возвращаться. Я отправлю всё по пути.
— Вы действительно уедете? Так сразу?
— Да, прямо в Лондон.
— Хотелось бы быть на вашем месте. Вы приедете в следующий семестр?
— Не знаю.
— Боже, Боже! Ну, поцелуйте меня на прощание.
Поскольку она не смогла придумать никакой формы отказа, которая не спровоцировала бы едких комментариев, Харриет степенно подчинилась. Она повернулась, чтобы выйти, когда вошла нянечка, чтобы объявить о другом посетителе. Это была молодая женщина, одетая с предельной глупостью современной моды, с какой-то
— О, дорогой Джерри! Какие ужасные раны!
— О, Господи, Джиллиан! — сказал виконт без особого энтузиазма. — Как ты сюда…?
— Мой ягненочек! Ты кажетесь не очень-то рад меня видеть.
Харриет выбежала и обнаружила в проходе нянечку, вставляющую букет роз в вазу.
— Надеюсь, что не очень утомила вашего пациента.
— Я рада, что вы пришли и выручили его с делами, он очень переживал. Разве эти розы не прекрасны? Молодая особа привезла их из Лондона. У него много посетителей. Но это и не удивительно, не так ли? Он — хороший мальчик, но вещи, которые он говорит медсестре! С трудом сохраняешь серьёзный вид. Теперь он выглядит намного лучше, правда? Мистер Вайброу проделал замечательную работу с раной на голове. Пока ещё остались швы, да, но потом ничего не будет заметно. Это — счастье, правда? Потому что он очень красив.
— Да, он — очень красивый юноша.
— Это у него от отца. Вы знаете герцога Денверского? Он тоже очень красив. Я не могу назвать красивой герцогиню, скорее выдающейся. Она ужасно боялась, что он останется изуродованным на всю жизнь, это была бы трагедия. Но мистер Вайброу — великолепный хирург. Вы увидите, что всё будет прекрасно. Медсестра очень рада — мы говорим ей, что она просто влюбилась в номера пятнадцатого. Нам будет жаль с ним расстаться, он вдохнул жизнь во всех нас.
— Не сомневаюсь.
— А как он дурачит экономку! Она называет его нахальной мартышкой, но не может не смеяться над его проделками. О, Боже! Опять звонит номер семнадцать. Думаю, он требует судно. Вы найдёте выход?
Харриет покинула больницу, чувствуя что быть тётей лорда Сейнт-Джорджа довольно обременительно.
— Конечно, — сказала декан, — если что-нибудь произойдёт в каникулы…
— Я сомневаюсь, что произойдёт, — сказала Харриет. — Аудитория недостаточна. Цель — большой скандал. Но если что-нибудь произойдёт, это сузит круг.
— Да, большинство преподавателей уедет. В следующий семестр, поскольку директриса, мисс Лидгейт и я выведены из-под подозрения, мы сможем патрулировать территорию лучше. А что вы собираетесь делать?
— Не знаю. Я подумываю о возвращении в Оксфорд на какое-то время, чтобы закончить работу. Это место захватывает. Оно какое-то абсолютно некоммерческое. Полагаю, что мой ум становится слишком язвительным. Мне необходимо размягчиться.
— Почему бы не поработать над диссертацией по литературе?
— Это было бы забавно. Но боюсь, что Ле Фаню не одобрят. Это должен быть кто-то более скучный. Я должна ввести немного скукоты. Да, нужно продолжать писать романы для хлеба с маслом, но я хотела бы для разнообразия получить к чаю и кусок мяса.
— Надеюсь, что, так или иначе, вы приедете на часть семестра. Невозможно оставлять мисс Лидгейт, пока корректуры не окажутся в типографии.
— Я оставляю её одну на каникулы почти с ужасом. Она не удовлетворена своей главой о Джерарде Мэнли Хопкинсе — она говорит, что, возможно, вообще подошла к этому вопросу не с того конца.
— О, только не это!
—
Харриет покинула Оксфорд сразу после обеда. Когда она укладывала чемодан в автомобиль, подошёл Пэджет.
— Простите, мисс, но декан считает, что вы должны это увидеть. Это было найдено этим утром, мисс, в камине мисс де Вайн.
Харриет посмотрела на полусожжённый лист смятой газеты. Из рекламных столбцов были вырезаны буквы.
— Мисс де Вайн всё ещё находится в колледже?
— Она уехала в 10:10, мисс.
— Спасибо, Пэджет, я оставлю это у себя. Мисс де Вайн обычно читает «Дейли Трампет»?
— Не думаю, мисс. Скорее «Таймс» или «Телеграф». Но это легко узнать.
— Конечно, любой мог бросить газету в камин. Это ничего не доказывает. Но я очень рада, что её увидела. До свидания, Пэджет.
— До свидания, мисс.
11
Оставь меня, Любовь! Ты тлен и прах.
Не устрашись, о Разум, высоты,
Где ценно нерушимое в веках,
Где увяданье полно красоты.
О, поклоняйся сладкому ярму,
Чей тяжкий гнёт — начало всех свобод,
Прими тот свет, что разверзает тьму
И чистые лучи на землю шлёт.
67
Перевод А. Шараповой.
Город казался удивительно пустым и неинтересным. Всё же многие дела продолжали идти своим чередом. Харриет увиделась со своим агентом и издателем, подписала контракт на право публикации романа по частям, услышала подоплёку ссоры между лордом Гобберсли, газетным магнатом, и мистером Адрианом Клутом, рецензентом, влилась в обсуждение тройственного спора, бушующего между Гаргантюа Колор-Токис лимитед, мистером Гарриком Дрери, актером, и миссис Снелл-Вилмингтон, автором «Пирога с пассифлорой», и в детали чудовищного дела по обвинению в клевете со стороны мисс Сугэр Тубин против «Дейли хедлайн», и, конечно же, очень заинтересовалась, узнав, что Джеклайн Скуиллс злонамеренно выставила привычки и характер своего второго бывшего мужа в своём новом романе «Газонаполненные лампы». И тем не менее, эти события не смогли её развлечь.
Усугубляя положение, её новый детективный роман начал пробуксовывать. У неё было пять подозреваемых, компактно отгороженных от остального мира на старой водяной мельнице, выйти из которой и войти в которую можно было только по перекинутой через проток доске, и у всех были мотивы для довольно оригинального симпатичного убийства, но были и алиби. Казалось, никаких существенных ошибок она не сделала. Но дела и переплетения этих пяти людей начинали демонстрировать невероятную искусственность. Настоящие люди не могли себя так вести, проблемы настоящих людей не были похожи на их проблемы. Настоящая же жизнь заключалась в том, что приблизительно двести пятьдесят человек бегают, как кролики, в колледж и из колледжа, делают свою работу, живут своей жизнью и действуют по побуждениям, непостижимым даже для самих себя, а посреди всего этого имеет место не простое, понятное убийство, а бессмысленная и необъяснимая невменяемость.