Встречный бой штрафников
Шрифт:
Добрушин еще раз погладил темно-зеленый бархат инструмента, хотел было потрогать клавиши, рука его замерла. Клавиши сияли опрятной белизной. А рука связиста не отличалась чистотой. И он только усмехнулся и по-хозяйски защелкнул замки футляра.
Воронцов посмотрел на тело немца, вытянувшееся на полу между печью и стеной, на его правую руку с присохшей кровью и грязью. Рука все так же неподвижно и твердо, будто исполняя последний ритуал, лежала на стальном шлеме. Подумал: а ведь именно он по утрам мог играть на этом аккордеоне незнакомые красивые мелодии, быть может, тоскуя по ком-то. Но уже через мгновение он забыл и об аккордеоне, и о мертвом немце, и о его залитой кровью руке на стальном шлеме.
Воронцов со связными двигался в цепи второго взвода. Время от времени он останавливался, слушал звуки боя, по-прежнему не стихавшего в Дебриках. Похоже, немцы решили не покидать свой опорный пункт. Или их все же окружили и добивали. Теперь оттуда доносились частые удары легких противотанковых пушек. Петрову и Нелюбину сейчас там несладко. С минуты на минуту он ждал возвращения связного. Позади взвод Одинцова тащил ротный обоз, боеприпасы. С третьим взводом продвигался взвод ПТО и санитарный обоз. Хотя сама Веретеницына сейчас наверняка находилась правее, где вступил в бой первый взвод. Он за нее волновался больше, чем за свои взводы. Как там она управляется с ранеными? Все-таки женщина…
Воронцов вытащил из-за отворота шинели карту. Омельяновичи, если обстоятельства не изменят их маршрута и если темп марша останется прежним, окажутся прямо перед фронтом его роты через час-полтора.
Связной, посланный к Дебрикам в первый взвод, и ефрейтор из боевого охранения по фамилии Рогоза прибыли одновременно. Рогоза доложил, что группа сержанта Черепанова дошла до рубежа безымянного ручья, справа первое озеро, переходящее в болото, слева участок дороги, окопы у дороги контролируются одиночным легким ПТО, пулеметным расчетом и курсирующей танкеткой с крупнокалиберным пулеметом; когда подошли к дороге, на ней наблюдалось оживленное движение в сторону Яровщины, но через несколько минут поток транспорта и передвижение пеших колонн резко прекратились; в глубине слышатся звуки танковых моторов; звуки удаляются к Яровщине.
– В боестолкновение не вступали? – спросил Воронцов ефрейтора.
– Нет. Мы подошли незаметно и замаскировались примерно в пятидесяти метрах от поворота дороги. Двумя группами. Вот здесь и здесь, чтобы, в случае необходимости, простреливать весь участок дороги и одновременно держать на прицеле и артиллеристов, и пулеметчиков. – И Рогоза показал на карте место, где залегло боевое охранение.
– Как ведут себя немцы?
– Спокойно. Уверенно. Такое впечатление, что наш прорыв мало их волнует. Хотя танки, судя по звукам моторов, отходят в глубину.
– Ждут подкрепление?
– Возможно. К пулеметчикам присоединилось отделение, вооруженное винтовками и автоматами. Оно пришло со стороны Омельяновичей. Отсюда. Пешим порядком. Сразу же принялись долбить землю.
– Окапываются?
– Окапываются.
– Значить, уходить не собираются.
– Похоже, что нет.
Затем доложил связной, прибывший с левого фланга. Во взводе Петрова двое убитых и четверо раненых. Двоих из них на санитарных санях отправили в тыл. Немцы дерутся за каждый дом. В бой вступили орудия дивизиона ПТО. Именно при их поддержке был подавлен ДОТ, который не давал возможности подойти к Дебрикам с западной и северо-западной стороны.
– Что соседи?
– Седьмая рота ворвалась в деревню чуть раньше нас, – пояснил связной, – и сейчас овладела большей частью домов. Мы удерживаем три постройки с северо-западной стороны. Перед нами по фронту каменный амбар. Там три пулемета и минометы. Основной огонь – оттуда.
– Связь с Седьмой, с Нелюбиным, есть?
– Есть. Их лейтенант к Петрову прибегал. Решали, как обойти ДОТ.
– Передай Петрову следующее. Первое: пусть немедленно попытается отсечь немцев от леса. Второе: о своих действиях пусть доложит командиру Седьмой роты и увяжет с ним все вопросы взаимодействия, иначе может попасть под огонь своих. Третье: после выхода из боя в Дебриках немедля следовать за нами в район безымянного ручья и большака на Омельяновичи. Деревню зачистит Седьмая. У нас для этого сил нет.
Связные получили распоряжения и ушли. Воронцов окликнул Добрушина и приказал:
– Давайте связь со штабом батальона, Василий Фомич.
Солодовникова нужно было оповестить о том, что Восьмая вышла к дороге, что дорога под усиленной охраной, что данными о том, какие силы противник сосредоточил в глубине горловины, он не располагает и что, выходя на дорогу с целью перехватить ее и закрепиться, опасается удара именно оттуда, что бойцы боевого охранения докладывают о звуках танковых моторов примерно в полукилометре от первого озера.
– Вышел к дороге? Подтверди, Воронцов, что вышел к дороге в квадрате шестнадцать, – тотчас послышался в наушниках голос комбата.
– Докладывает Восьмой. Вышел передовым охранением к большаку Подолешье – Омельяновичи. Соседи справа и слева отстали. Кроме того, один взвод вынужден был оставить на проведение блокады населенного пункта Дебрики. Взвод из боя еще не вышел.
– Атакуй, Воронцов, дорогу! Атакуй, пока они там не опомнились и не расставили вдоль большака танки!
Что ожидал услышать Воронцов от капитана Солодовникова? Батальон в наступлении. Разведданных, похоже, нет. Артподготовка проведена вслепую. Воронок накопали по лесу порядочно. А вот Дебрики до сих пор берут, полторы роты там топчутся, и ДОТ ковыряли уже с ближней дистанции, когда положили перед ним часть взвода. Продвижение вперед других рот тоже идет вслепую. Где противник? Где его оборона? В какой он силе? Никакими данными об этом штабы не располагают. И вот наконец одна из рот вышла к дороге. Что прикажет комбат ее командиру? Конечно, атаковать участок дороги по своему фронту и овладеть им. При том, что других успехов, ни у батальона, ни, возможно, у полка пока нет, овладение участком дороги Подолешье – Омельяновичи можно расценивать как определенный успех.
Фузилерный полк, который уже третью зиму зимовал на Восточном фронте, принадлежал к числу лучших полков вермахта, воевавших в зоне ответственности группы армий «Центр». Один из старейших, полк имел свою историю. Был сформирован как мушкетерский еще при курфюрсте Карле-Теодоре Палатинате [5] . Участвовал во многих походах, в том числе в Тридцатилетней войне и в Великой войне, как немцы называли Первую мировую. Полк всегда пользовался расположением влиятельных особ, которые в разные времена являлись его попечителями. Курфюрсты, короли, президенты, фюреры, – все они, управлявшие германскими землями в разные периоды истории, благоволили этому полку и возлагали на него свои надежды, которые полк всегда старался ревностно и свято оправдать на поле боя. Но вряд ли полк когда-либо переживал времена более тяжелые, чем те, в которых оказался в середине двадцатого века в России. Вторую мировую войну он начинал блестяще. Победа за победой, дождь Железных крестов за личную храбрость, хорошее довольствие, отпуска домой и прочее. Все это осталось позади. Теперь, к декабрю 1943 года, он потерял девяносто процентов своего личного состава, с которым в июне 1941 года форсировал реку Буг, пересек границу СССР и ринулся к Минску, Вязьме и Москве. Девяносто из ста его храбрых солдат и опытных офицеров лежали теперь на воинских кладбищах у белорусских и русских дорог, в городских скверах, на живописных лужайках в оккупированных селах, возле школ и сельских клубов, в которых когда-то размещались госпитальные палаты и операционные. Пополнения, прибывающие из внутренней Германии, а также из дивизий, дислоцированных в Югославии, Франции и Норвегии, уже не могли покрыть убыль. Новички, которых раньше не призывали по различным причинам, в том числе и по причине слабого здоровья, не закрывали дыр, образовавшихся после гибели ветеранов и ранений, несовместимых с дальнейшим исполнением солдатского долга перед рейхом. И фузилерный полк, в который на чье-то место немногим больше полгода назад прибыл шютце Бальк, был уже не тем полком, но все же по-прежнему продолжал оставаться одним из лучших. Он прочно удерживал несколько десятков километров фронта. Правда, в основном благодаря резервному полку прорыва, который в виде трех мобильных групп числом до батальона располагался за спиной фузилеров и в любую минуту был готов броситься ему на помощь.
5
Карл-Теодор Палатинат – правитель Баварии и Палатината. Родился в Дрогенсбосе близ Брюсселя. В 1742 г. унаследовал электоральный Палатинат, затем Баварию. Основал Академию наук, увеличил музейные коллекции, покровительствовал искусствам. Значительно улучшил архитектуру Мюнхена. Начал перестройку старых фортификационных сооружений столицы Баварии. Воевал с вторгнувшимися в пределы Палатината и Баварии французскими республиканскими войсками. Умер в 1799 г. и похоронен в склепе Театинской церкви в Мюнхене.
Вот и теперь, когда русские прорвали фронт на участке одного из батальонов полка, уничтожив опорный пункт и вторую линию траншей, батальоны второго эшелона, усиленные танками, бронетранспортерами с установками крупнокалиберных пулеметов, артиллерией, в том числе и самоходной, выстроились в боевой порядок в горловине между болотами и ждали появления противника.
Когда русские «сорокапятки» начали долбить их последний ДОТ, Бальк сразу понял, что им тут не удержаться. Один из снарядов влетел в амбразуру, разбил опорные бревна и с воем исчез в противоположной стене. ДОТ сразу наполнился пылью и запахом каленого металла. Третий номер, стоявший с запасным стволом в руках, рухнул на земляной пол, не издав ни звука. В его добротной стеганой куртке на спине зияла дыра, как будто парня проткнули колом. Из раны торчали осколки костей и багровая слизь, совсем не похожая на кровь. Первый раз на войне Бальк видел убитого орудийным снарядом. Не осколком, а именно снарядом, бронебойной болванкой калибра 45 мм, которыми иваны стреляют по танкам и бронетранспортерам. Теперь они стреляли из пушек в людей. Видимо, у них было достаточно снарядов, чтобы перебить их здесь, укрепившихся в этой деревне, из своих длинноствольных противотанковых орудий калибра 45 мм. Перебить по одному, как отстреливает снайпер пулеметный расчет.