Встречный бой штрафников
Шрифт:
– Так их уже давно собаки растаскали, – сказал Петр Федорович.
В голосе председателя Флягин уловил растерянность и, как человек опытный в таких делах, решил тут же за этот кончик и ухватиться.
– Молчать! – вскинул он руку. – Я спрашиваю Зинаиду Петровну. Как я понял, именно в группе Зинаиды Петровны допущен массовый падеж скота?
– Какой же это массовый падеж, товарищ оперуполномоченный. Ветеринар нам нужен. Вот что. Тогда молочные телята дохнуть не будут. – Зинаида смотрела на него широко распахнутыми глазами, и в них не было страха.
– Подождите, давайте разберемся по порядку. Телята пали. Но трупов их нет. Где же они? – И оперуполномоченный Флягин снова уставился на Зинаиду. На этот раз он осматривал ее всю, с ног до головы. И внимательные доярки, стоявшие поодаль, это сразу заметили и смекнули, зачем приехал к ним на ферму этот человек в хороших сапогах и шинели из темно-синего добротного сукна.
Неужели кто донес? Неужели в деревне завелся доносчик? В горле у Петра Федоровича от этой мысли пересохло. Жили себе, жили, всякую власть терпели… Телят-то Степанята забрали. Вот куда они подевались. И это все на ферме знают. Пришел, поскрипел деревяшкой Дмитрий Иванович Степаненков, сказал: «Не закапывайте, бабы. Я заберу. Мяса тут нет. А булдыжки с капустой до весны варить будем». Погрузил на саночки и увез. Голод не тетка. Каково жилось этой семье, все знали. Петр Федорович вечером, когда стемнело, завез им полмешка пшеницы. Занес в сенцы, сунул в угол, прикрыл какой-то старой ветошью. Дверь из дома отворилась, вышел хозяин. Посмотрел на председателя, на мешок и сразу все понял. «Детям, Митюшка. Детям. Чтобы на наши могилки не плевали». – «Спасибо, Петр Федорович».
А если Флягин пронюхал и про пшеницу…
– А может, Зинаида Петровна, телят вы намеренно?.. Акт о падеже есть, а к нему – ни рогов, ни копыт.
– Да что вы такое говорите! Вон, спросите у кого хотите! Все подтвердят! – И Зинаида так посмотрела на оперуполномоченного, что другой бы на его месте либо обозлился, либо сменил тон.
Флягин уже в открытую любовался ею. Ишь, как разрумянилась, на свежем-то воздухе. Кровь с молоком! Погоди, погоди…
Он составил протокол. Заставил Зинаиду расписаться. А через два часа, выпив в правлении еще несколько рюмок первача, уехал.
Зинаида не находила себе места. Приуныл и Петр Федорович.
– Ничего, доча, ничего, – говорил он ей. – Все образуется. Все пройдет. Никаких улик против нас у него нет. А жилы потянет. Такой человек. Но тут держаться надо. На своем стоять.
Через несколько дней оперуполномоченный Флягин приехал снова. Зашел в правление, ни с кем не здороваясь, прошел в кабинет председателя и сказал ему:
– Собирайся.
Продержал Петра Федоровича до вечера. Снова те же вопросы: оккупация, лес, партизаны, Курсант, казаки… Петр Федорович подписал протокол допроса и вышел на морозный воздух. Возле фонарного столба увидел Гнедого, запряженного в председательские легкие сани с кошевой и дочь, стоявшую под фонарем.
– Ну что, тятя? – спросила она.
– А все то же.
Домой в Прудки они приехали заполночь. Петр Федорович попросил постелить ему на печи. А утром не встал. Заболел.
На ферме к Зинаиде подошла Степанида Ермаченкова и сказала:
– Погубишь ты отца. Да и у нас председателя лучше, чем Петр Федорович, не будет.
– Ты о чем? – насторожилась Зинаида.
– А то ты сама не понимаешь? Флягин этот коршуном на тебя смотрит. Со стороны даже видно. Живет-то он в райцентре, люди говорят, бобылем, без бабы. Слышь, Зинаида?
– Ну и что? У меня муж есть.
– Муж… Муж-то у тебя, Зина, незаконный. Да и у всех у нас мужья есть. Только где они? А детей растить надо. Кормить, одевать. Ты подумай. Курсанту твоему никто не скажет. Ты наш народ знаешь. А я тебе подскажу, что надо сделать, чтобы ничего этот Флягин тебе не оставил…
– Да ну тебя, тетка Степанида, – отмахнулась Зинаида. – Я и думать об этом не хочу. Кто ж я такая тогда буду?
– Ну, гляди. Флягин просто так не отстанет. Затаскает отца. Сживет со свету. Вот увидишь.
Зинаида шла домой, и слезы примерзали к ее щекам. Кому пожаловаться? С кем посоветоваться? Анны Витальевны нет. Саша далеко. А Флягин, вон он, на пороге…
Глава двадцать седьмая
Воронцов понял, что им не удержаться, в тот момент, когда за их спинами замолчала последняя «сорокапятка».
Сразу два танка вышли на линию окопов первого взвода. Один с ходу раздавил пулеметный расчет, качнулся, вминая в мерзлую землю бруствер вместе с «максимом», и повернул в сторону артиллерийских позиций, где, казалось, уже никого не было. Второй начал утюжить окопы взвода старшего сержанта Численко, именно в том месте, где Воронцов в последний раз видел взводного. Но к прорвавшемуся танку с разных сторон метнулись несколько человек и забросали его гранатами. Танк завертелся на месте, разматывая ленту перебитой гусеницы. На его корму летели все новые и новые гранаты.
Перед третьим взводом атака немцев застопорилась. Два танка попали на мины. Один горел. Другой, потеряв гусеницу и несколько катков, стоял метрах в пятидесяти от линии окопов и вел огонь из башенного пулемета. Его добивали бронебойщики. Крупнокалиберные пули чиркали, вспыхивали на боковой броне, развернутой к ним под углом.
Веретеницына и санитары стаскивали раненых в лес. Там самых тяжелых тут же перегружали в широкие сани и увозили в сторону деревни. Те, кто мог идти, шли и ковыляли по лесному проселку своим ходом.
Она перевязывала раненого в живот. Боец оказался совсем молоденький, лет девятнадцати. Несколько осколков, раздробив ребра, вошли под углом и, видимо, глубоко. Раненый на глазах угасал. Он уже не стонал от боли, словно находясь в некоем ином состоянии, когда умирающему уже не страшно.
– Этого – срочно грузите вперед, – приказала она пожилому санитару, который только что вернулся из Дебриков.
Она быстро написала на клочке бумаги время ранения, сунула сопроводительную записку за отворот шинели и наклонилась над следующим.
Раненых было много. Они уже не успевали вывозить самых тяжелых. Чем дольше длился бой, тем больше их поступало и тем серьезнее были ранения. Рядом работала полковая санитарная рота. Там распоряжалась старший лейтенант Игнатьева. Вначале поступавших из окопов раненых они складывали в сторожке. Потом прибежал какой-то лейтенант, что-то сказал, и людей начали эвакуировать в тыл. Кое-кого из своих старшина Веретеницына успела отправить на их транспорте. Санных повозок вначале казалось много. Но потом, когда они, одна за другой, исчезли за ельником и полянка перед сторожкой опустела, она вдруг поняла: чтобы вывезти всех, нужно еще хотя бы трое-четверо саней.