Встречный ветер
Шрифт:
Усталые пограничники присели в кружок, доставали из консервных банок тушеное мясо и ели его с большими ломтями черного хлеба. Ели они с аппетитом проголодавшихся людей и запивали из фляжек водой. Разговаривали мало. Все понимали, что произошло и что требуется от каждого из них. Хотя, может быть, в этом была виновата и одна застава, а может быть, и только один человек, но надо было общими силами ликвидировать прорыв, разыскать нарушителей. Сделать это в горной лесистой местности оказалось не легко.
Выискивая удобное положение, Рокотов несколько раз перевернулся под палаткой, но заснуть не мог, да и не пришлось.
Часовой
Генерала сопровождали подполковник Маланьин, два незнакомых офицера и старший лейтенант Пыжиков.
Никитин только что лично обследовал берег, где высадились нарушители, долго смотрел в бинокль на бухту, потребовал от коменданта, чтобы была составлена детальная схема движения поисковых групп, и пожелал видеть майора Рокотова и начальника заставы капитана Ромашкова. Больших свит генерал не любил и приехал в сопровождении офицера разведки и адъютанта. Начальнику отряда и офицерам штаба приказал заниматься своим непосредственным делом - охраной границы и поиском.
Встретив генерала, майор Рокотов скомандовал "Смирно!", доложил о неутешительном результате поиска и сделал шаг влево. Никитин поздоровался с солдатами и легко пожал руку Рокотову.
– Что это вы, старожил Чукотки, - сказал он, - приехали на юг, в курортный городок, совсем недавно и успели уже забыть армейские порядки!
– Простите, товарищ генерал, не понимаю, - смущенно проговорил Рокотов. Правую ладонь он снова поднес к козырьку фуражки, а левую, перевязанную истрепанным, загрязненным бинтом, пытался спрятать за крышку полевой сумки.
– Такой строевик - и вдруг забыл, перестал понимать... Люди отдыхают, едят, а вы их заставляете вскакивать по команде "смирно". В столовой же нельзя этого делать, так почему же здесь можно? Ведь вся разница только в том, что тут нет крыши над головой.
– Виноват...
– Почему рука перевязана - ранили, что ли?
– Никак нет, уколол.
– Шилом, наверно... Поди, хотел сапожки свои починить, поглядывая на разбитые головки хромовых сапог и поцарапанные голенища, тихим глуховатым голосом сказал генерал и чуть улыбнулся.
– Никак нет! На рыбалке, товарищ генерал, этот самый... проклятый ерш, - ответил Рокотов и замялся.
Украдкой взглянув на коменданта, он отвернулся и стал рассматривать то свою забинтованную руку, то свои страшные сапоги.
Подполковник Маланьин стоял и тер жилистую шею ладонью, словно его кто стукнул по этому месту.
– Ах да!
– продолжал Никитин.
– Я и забыл, что вы вчера забавлялись ершами... Сильно болит?
– Не очень, - облизнув сухие губы, коротко ответил Рокотов, чувствуя, что Никитин теперь все из него вытянет.
– А клевало, поди, здорово?
– Не у всех, товарищ генерал.
– Ну, а кто же все-таки больше поймал: комендант или его начальник штаба?
Рокотов промолчал. Рябоватое лицо подполковника Маланьина передернула довольно-таки заметная судорога. Он отвернулся и взглянул на Пыжикова. Старший лейтенант смотрел на генерала и как-то странно, совсем некстати улыбнулся. "Ощерился, как дурак на луну", - подумал комендант. Он готов был растерзать
Однако у Пыжикова сейчас были свои, чисто житейские мысли, предприимчивые, как сама молодость. Сначала он ходил за генералом в тяжелой подавленности и с мрачной озлобленностью ждал допроса. Но генерал ни о чем его не спрашивал и как будто не обращал на него ни малейшего внимания. Пыжиков с каким-то неприязненным чувством глядел на его сухие костлявые плечи, подмечал, как ему казалось, нарочитую привычку - ходить "по-генеральски", заложив руки за спину, смотреть исподлобья с этакой прокурорской пытливостью. А больше всего Пыжиков боялся его кустисто-лохматых бровей, которые топорщились, шевелились, то лезли куда-то вверх, то спадали вниз на узкие хитроватые глаза. О строгости Никитина некоторые досужие болтуны распространяли легенду, а он вдруг оказался не так уже страшен и после вопросов о рыбалке даже по-свойски прост. Таких в суворовском, а позже в офицерском училище Пыжиков не встречал. Очевидно, генерал заставит отвечать за этот прорыв и коменданта и штаб, а не только его одного, старшего лейтенанта Пыжикова. Петра вдруг потянуло к этому человеку. Хотелось рассказать ему всю горькую правду о себе.
А Никитин все тем же глуховатым голосом задавал майору Рокотову едкие вопросы:
– Значит, от морского ерша пострадали? Что и говорить, гребень у него ядовитый, колючий. Да, рыба эта беспощадная, хищная, всегда сидит в засаде под камнем, но и сама попадается, глупая, на приманку.
Генерал достал из кармана пачку папирос и, постукивая о крышку коробки мундштуком, задумчиво продолжал:
– А мы еще глупее: попались без всякой приманки, влипли, что называется, крепко. Это, товарищ майор, не пальчик уколоть на рыбалке... А еще называем себя доблестными защитниками границы. Шумим о достижениях, хвастаем, что у нас сто глаз и по семи звезд на лбу... Есть среди нас и такие, которые проповедуют на словах одно, а дома перелистывают отрывной календарь и подсчитывают, сколько служить осталось, чтобы потом на зорьке ершей ловить. Ведь охранять границу-это значит постоянно думать о Родине. Так, майор Рокотов, или нет?
Рокотов вытянулся, но сказать ничего не мог. От стыда пересохло у него в горле.
Резким движением Никитин поднял папиросу к губам и закурил.
– Вам, поди, не очень-то приятно слушать то, что я говорю, продолжал он.
– А мне тоже нелегко видеть беспечность и куриную слепоту у некоторых наших пограничников - стыдно и тяжко от этого становится.
Генерал бросил погасшую спичку в кусты и, круто повернувшись, зашагал к видневшейся неподалеку скале. За ним устремился было адъютант, но Никитин махнул ему рукой, чтобы тот оставался на месте.
Офицеры подавленно молчали. Слова генерала легли на сердце тяжким грузом. Чего греха таить - о домике с садиком, с хорошим набором рыболовецких снастей не раз подумывал и подполковник Маланьин, а может, и майор Рокотов. И старший лейтенант Пыжиков чувствовал себя сейчас будто выставленным напоказ в самом неприглядном виде и сознавал, что он заслужил это сам, своими необузданными, беспечными поступками...
– Вот каковы дела!
– покачал головой майор Рокотов. "Вот так бы сам себе по башке и стукнул, этим моим рваным сапогом, - может, стало бы легче..."