Встретимся в полночь
Шрифт:
– Мы все так беспокоимся о тебе. Мама раз десять останавливала отца, который собирался поехать в Камберайн. Однажды он даже уже упаковал свой чемодан и карета ждала его, и только в последний момент удалось его разубедить.
Глаза Джулии затуманились.
– Сегодня мы не будем говорить о моих неприятностях. Сегодня нужно радоваться.
– Ты считаешь, что я эгоистка? Я все время пыталась тебя подбодрить, но это не помогло. Знаешь, в тебе как будто потух свет. Я слышала, как мама это говорила, и это правда. Неужели он дурно с тобой обращался? Ах,
Джулия поспешно успокоила сестру:
– Ничего подобного. Рафаэль не причинил мне никакого зла. Он дает мне возможность свободно тратить деньги, навещать моих друзей. У меня их теперь много, Лора. Меня увлекла работа с сиротским приютом и убежищем для женщин. Я тебе писала об этом. Понимаешь, когда я занимаюсь благотворительностью, мне кажется, что я на своем месте. – Взгляд сестры сказал ей, что она объяснила больше, чем намеревалась. – Если я и несчастна, так только потому, что… Рафаэлю тяжело. Иногда мне кажется, что он меня любит. Правда, это быстро проходит. Ах, я совсем запуталась. – И она улыбнулась сестре, пытаясь вернуть безмятежное настроение. – Не беспокойся о нас, право же. Я уверена, что мы найдем выход.
Это прозвучало как отговорка, потому что сама она в такое не верила.
Лора коснулась ее руки и ласково погладила.
– Я, наверное, мало что понимаю. Колин всегда держался очень таинственно. Я так и не поняла, нравилась ли я ему. Но когда я была с ним, я ничего не могла поделать. Я понимала, что мои гордость и достоинство подвергаются оскорблениям, и все же… – Она замолчала, потом набралась решимости и спросила: – А Рафаэль когда-нибудь упоминал о нем? Он… он женился на Люси?
– Неужели ты и сейчас думаешь о нем с нежностью?
– Конечно, нет. – Лора приняла чинный вид. – Я просто полюбопытствовала. Теперь я люблю Николаса и очень рада, что все вышло так, как вышло. Просто… наверное, Колин был моей первой любовью. И я не могу не интересоваться им.
Джулия решила оставить эту тему, хотя ее насторожило, что этот порочный человек все еще интересует Лору. Уж кто-кто, а она-то знала, что не имеет значения то, что говорит рассудок – сердце никогда не следует за его указаниями. Господи, она уже рассуждает, как один из любимых философов Рафаэля.
Как жаль, что все, что она говорит или думает, постоянно напоминает ей об этом невыносимом человеке.
Вечер прошел замечательно. Николас Роулингс произвел на Джулию самое благоприятное впечатление. Все в нем ей нравилось – его худощавая фигура, частые улыбки, заботливое отношение к Лоре. Лора сияла, ее счастье наполняло все вокруг. И родители тоже были счастливы.
После обеда отец отвел ее в сторону:
– Что ты думаешь о мистере Роулингсе?
– Старшем или младшем? – спросила она, и они обменялись понимающими улыбками.
Пузатый, суровый мистер Харкурт Роулингс нудно что-то бубнил в течение всего обеда. Умелое обращение Николаса со своим серьезным отцом еще больше привлекло к нему Джулию, словно восхитительного счастья Лоры было еще недостаточно.
– Твои письма были бодрыми, – сказал Фрэнсис. Отец прибегнул к такому косвенному способу, чтобы дать ей понять, что его не обманули послания, которые она сочиняла.
Джулия взяла его под руку и сказала:
– А ваши вызывали у меня большой восторг.
– Как здоровье твоего мужа?
– Значительно лучше. Он может ходить, вернее, начинает ходить. – Ей все еще было больно вспоминать о его обмане.
– Чудесно. Надеюсь, что и в характере его произошли такие же улучшения.
Джулия встретилась с его понимающим взглядом и тут же опустила глаза.
– Ему… – А что ему? Тяжело? Так она сказала Лоре. Это слово уже начинало звучать как рефрен.
Отец размышлял, стоит ли продолжать этот разговор, и Джулия напряглась. Чтобы опередить его, она вскинула голову и улыбнулась как можно веселее.
– Но сегодня мы не должны думать о грустном.
– Совершенно верно. – Фрэнсис проговорил это так, что было ясно – разговор только отложен на время. Джулия нервно сглотнула и присоединилась к остальным.
Она вспомнила, как рассказывала Рафаэлю о своей семье. Тогда ее особенности несколько смущали Джулию. Он заметил, что все это выглядит вполне нормальным, и вид у него при этом был какой-то затравленный. Сейчас она видела, что действительно все выглядело на редкость нормальным. Снова оказаться среди своих было так успокоительно, так замечательно обыкновенно.
Позже, когда молодая женщина улеглась в свою старую кровать, она почувствовала себя самой собой, словно этот вечер оживил ее. Мысли ее, как обычно, обратились к Рафаэлю. Так же ли он чувствовал себя в те уединенные часы, которые проводил зимой с матерью? Ей хотелось надеяться, что да. И что это было ему так же приятно.
Несколько следующих недель прошли в хождении по магазинам и нанесении визитов. По Лондону Джулия не соскучилась, но так как приближалось начало сезона, это вызывало определенное волнение, которому сельская жизнь ничего не могла противопоставить. Джулия не отказала себе в покупке нескольких новых платьев, восстановила старые знакомства, причем люди, которых она узнала в прошлом сезоне, обращались к ней с явным почтением, которое ее забавляло. Она уже была не Джулия, а госпожа виконтесса. Мать ее таяла от блаженства, а Джулия чувствовала иронию – горькую и сладостную одновременно – из-за того, что ей наконец-то удалось угодить матери.
Графиня Уэнтвурд вернулась в Лондон к началу марта, и сезон начался всерьез. Джулия много времени проводила с бабкой своего мужа, мудрость и дружбу которой она глубоко ценила.
Сосущая пустота, ощущаемая ею после сражений с Рафаэлем, не проходила, но казалась все более и более отдаленной – Джулия отсутствовала уже почти два месяца.
С ее покоем было разом покончено как-то утром, в начале апреля, за завтраком с герцогом и герцогиней. Все остальные еще спали – семья Джулии любила поспать, – но сама она предпочитала вставать пораньше и проводить эти ранние часы с Крейвенсмурами.