Вся правда о нас
Шрифт:
Но страх лишиться только что обретённой надежды творит с людьми ещё и не такие чудеса.
«Эй, я же не развлекаться тебе предлагаю, — напомнил я. — А прошу провести следственный эксперимент. Я прямо сейчас готов спорить на сотню корон, что с твоей способностью становиться на след всё в порядке, но мне нужны доказательства. Чтобы аргументировано объяснить шефу, почему я собираюсь срочно отозвать из Нумбаны Нумминориха с его распрекрасным носом — например».
«Правда что ли на сотню корон готов поспорить?» — оживилась Меламори.
«Готов, конечно. Но только не с тобой. Ты даже когда одну корону проигрываешь, ужасно злишься. А из-за сотни страшно подумать, что устроишь».
«Ну уж нет, — твёрдо сказала она. — Пари так пари, иначе я в твоей дурацкой затее не участвую».
«Ладно, — сдался я. — Ставлю сто
«Ты что! — возмутилась она. — Когда это я жульничала?»
Я не стал напоминать. В жизни каждого человека случаются эпизоды, которые ему хочется сразу предать забвению. Например, провальная попытка как бы нечаянно задеть рукавом неудачно выпавший кубик во время позавчерашней партии в Злик-и-злак. Или… Ай, ладно. Молчу.
«Ставка сделана, — сказал я. — Не знаю, как далеко ты уже успела укатить в поисках подходящей для скорби безлюдной пустыни, но теперь давай разворачивайся».
«Всё-то ты обо мне знаешь», — проворчала Меламори.
Впрочем, насколько я разбираюсь в нюансах Безмолвной речи, тон её сложно было назвать недовольным. Скорее наоборот.
«Спасибо», — вдруг добавила она.
«За что?» — искренне удивился я.
«За то, что придумал, как всё быстро проверить, вместо того чтобы…»
«…просто утешать?»
«Это ладно бы. Больше всего на свете я боялась… Нет, Магистры с ним. Какая разница, чего я боялась, если этого всё равно не произошло».
«Ну здрасьте — «какая разница»! Ты, значит, какой-то неведомой хренотени боялась, а я теперь от любопытства помирай?»
«Ладно. Я боялась, что ты предложишь шарахнуть меня своим Смертным шаром и приказать снова обрести утраченный дар. А я… Ну просто я так не могу!»
«А я что, по-твоему, могу? — растерялся я. — В голову не пришло бы такие ужасы с тобой проделывать. Разве что, станешь помирать, и все остальные средства уже будут перепробованы… Но на этот счёт я, честно говоря, совершенно спокоен. Ты же, в сущности, крепче всех нас вместе взятых. Вон, птицу кульох одним криком убить можешь. И меня в гроб когда-нибудь загонишь, не сомневайся. Главное — не оставляй попыток».
«Спасибо», — снова сказала Меламори.
На этот раз — явно за комплимент. Что я действительно умею, так это говорить приятные вещи красивым леди.
После нашего разговора мне существенно полегчало. Я даже пирожное для Куруша купил. А когда вошёл на нашу половину Управления Полного Порядка, пожалел, что всего одно, а не дюжину. Потому что в зале Общей Работы собралась отличная компания.
Во-первых, на столе восседал сэр Мелифаро, которого я не видел уже несколько дней. Во-вторых, в кресле устроилась его жена Кенлех, которую я не видел уже целую вечность. В-третьих, на подоконнике сидела, болтая ногами, леди Кекки Туотли. И, вопреки моим опасениям, пребывала в отличном настроении. Я-то, глядя на ухаживания сэра Кофы за хозяйкой урдерского трактира, то и дело вспоминал об их с Кекки многолетнем романе и гадал, как она сейчас в связи со всем этим себя чувствует. Не то чтобы эти мысли не давали мне спать, но время от времени всё-таки беспокоили. Похоже, зря. Я вообще плохо разбираюсь в человеческих отношениях, примерно как школьник, подглядывающий за взрослыми, это ни для кого не новость.
А. Ну и в-четвёртых, дверь кабинета Джуффина была открыта настежь. И письменный стол, заваленный горами самопишущих табличек, совершенно не мешал шефу принимать активнейшее участие в разговоре. То есть, если называть вещи своими именами, в гвалте, который подняла эта небольшая в сущности компания. Сэр Мелифаро громко пел какую-то идиотскую песенку, состоящую почти исключительно из слова «задница», одновременно жонглируя причудливого вида фруктами. Или овощами. Или некрупными дохлыми инопланетянами, кто его разберёт. Кекки отбивала ритм и одновременно рассказывала Джуффину о какой-то леди Соли, открывшей гостиницу в глухом лесу и чрезвычайно довольной полным отсутствием клиентов и соответственно необходимости ради них хлопотать. Кенлех вела светскую беседу с Курушем, который, как и все буривухи, чрезвычайно падок на бесстыдную лесть, а потому то и дело просил её говорить погромче — чтобы не только ему в кабинете шефа, но и прохожим на Большом Королевском Мосту было слышно.
— Это что за филиал Нумбанской ярмарки? — спросил я.
— Угадал, — рассмеялась Кекки. — Мы только что оттуда!
— Ого! — присвистнул я. — И теперь знаете всю правду о себе?
— Не всю, — педантично возразила леди Кенлех. — Только самую важную.
— В связи с чем Манга помчался готовиться к новому путешествию! — объявил допевший очередной куплет Мелифаро. — Пророк сказал, что данный им в минуту опасности зарок навсегда засесть дома, если удастся вернуться туда живым — полная ерунда. Чего только люди не готовы наобещать с перепугу. А на самом деле, никто не ждёт исполнения наших обетов. Некому этого ждать! Нет никакого невидимого чиновника канцелярии судьбы с сияющей самопишущей табличкой, на которую тщательно заносятся все наши обязательства. Звучит, как банальность, правда? Но я сам пару раз в жизни давал подобные зароки и прекрасно помню, какую власть они имеют над человеком. А отец вообще сто лет дома просидел. Сто лет, Макс! Это же целая жизнь! Но теперь он наконец-то свободен. И жаждет ещё раз объехать весь Мир — уже не ради дела, а только для собственного удовольствия. И маму с собой зовёт. Она, по-моему, всю жизнь этого хотела, но не говорила и даже не намекала, а теперь ворчит: «Совсем сдурел, такую обузу за собой тащить», — а сама от счастья светится… Слушай, я так за них обоих рад, что уже третий день хожу как пьяный, больше ни о чём думать не могу. Самое удивительное, что при этом от меня до сих пор не сбежала жена.
— Я бы на её месте тоже не сбежал, — успокоил его я. — Такие мужья на дороге не валяются. Ты вон какие интересные песни про задницу знаешь. Да ещё и репой жонглируешь. Для семейной жизни это очень важно.
— Спасибо, Макс, — поблагодарила меня Кенлех. — Ты очень хорошо понимаешь, чего на самом деле женщины ждут от брака.
В леди Кенлех прекрасно всё — от коротко подстриженной тёмной чёлки до вызывающе острых носков блестящих дорожных сапожек. Но самое прекрасное в ней — это умение говорить подобные вещи без тени улыбки, сопровождая их тяжёлым, как у начальника Канцелярии Скорой расправы взглядом. Понять, что Кенлех при этом шутит, может — вот, разве что, пророк. Ну или несгибаемый оптимист вроде меня, всегда заранее готовый считать проявлением не совсем обычного чувства юмора практически любое поведение малознакомого собеседника. Или хороший следователь вроде сэра Мелифаро, владеющий разнообразными техниками проникновения во внутренний мир всего, что шевелится. Он-то сразу её раскусил. И тут же уволок в нору. Правильно сделал, именно так и следует поступать с настоящими сокровищами.
— Похоже, вы очень неплохо съездили в Нумбану, — констатировал я, усаживаясь на стул и оглядываясь в поисках кувшина с камрой.
Тщетно. Ничего, кроме Мелифаро на столе не было. А он — точно не кувшин.
— Мы отлично съездили, — подтвердила Кенлех. — Лучше просто не бывает. Знал бы ты, какие там пироги!
— Это я как раз очень хорошо знаю. А что пророк?
— Он тоже вполне ничего, — подала голос Кекки. — Таких забавных вещей нам всем наговорил!
Ну хоть не ужасных. После возвращения Меламори с этой грешной ярмарки я стал напряжённо ожидать подвоха. Например, что после визита к Правдивому Пророку все наши зарыдают и начнут расползаться кто куда. Или даже не кто куда, а в Арварох. Все вместе. Чего мелочиться. Возможно, бывший Великий Магистр Ордена Потаённой Травы пообещал Завоевателю Арвароха обеспечить быстрый прирост взрослого населения? От этих бывших Великих Магистров чего угодно можно ожидать.
— А чего именно он вам наговорил — это совсем-совсем секрет? — спросил я. — Не хотелось бы подвергать вас пыткам, но таблеток от любопытства пока не изобрели.
Кекки и Кенлех дружно нахмурились. Не похоже, чтобы они были готовы вот так сразу разболтать мне «забавные вещи», услышанные от пророка. Обидно, конечно. Но я — последний, кто стал бы порицать их за скрытность.
— Ясно, — вздохнул я. — Нет так нет. Извините.
— Лично мне он сказал всего одну фразу: «Твои цвета — золотой и зелёный», — милосердно признался Мелифаро. — Я, конечно, хочу твоей погибели, как любой сознательный гражданин. Но всё же не настолько, чтобы скрывать такой пустяк. Тем более, что смысл этого мудрого высказывания мне пока непонятен. Золотой и зелёный, договорились. И что мне делать с этой бесценной информацией?