Вся синева неба
Шрифт:
— Эмиль? Эмиль… Эмиль?
Они здесь, совсем рядом. Маржори и мама. Он делает усилие, чтобы вырваться из грез. Щурит глаза. Веки его поднимаются. Они стоят у кровати. Черная фигура и белая фигура. Белая фигура склонилась над ним. Это она его звала. Она ласково спрашивает:
— Вы проснулись, Эмиль?
Это Маржори. У нее веснушки. Он кивает. Она кладет что-то над его головой. Он уверен, что она опять ерошит ему волосы. Поворачивается к другой фигуре. Он уже большой, может спросить сам. В конце концов, он же сам прогнал пчелу вчера!
— Мама…
Женщина в черном вздрагивает. Он принимает это за кивок.
—
По другую сторону кровати Жоанна растерянно молчит. Медсестра поворачивается к ней и тихо шепчет:
— Я долго работала в гериатрии [10] . Видела много Альцгеймера… Не бойтесь, примите игру.
Эмиль ждет, лежа неподвижно. Легкая улыбка еще играет на его губах. Жоанна с трудом сглатывает. Она никогда не боялась войти в реальность Эмиля и быть той, за кого он ее принимал. Не это пригвоздило ее к полу, заледенило нутро, обожгло грудь. Это слово мама. Она вцепляется в серую спинку кровати. Если она будет молчать достаточно долго, он скажет это снова. Мама… Медсестра слегка толкает ее локтем, призывая ответить, и она говорит хриплым голосом:
10
Гериатрия — частный раздел геронтологии, занимающийся изучением, профилактикой и лечением болезней старческого возраста.
— Посмотрим…
Она не знает, что сказать. Эмиль спрашивает:
— Что — посмотрим?
— Ну… Посмотрим, какая будет погода и… Может быть… Может быть, мы пойдем в поход с рюкзаками и палаткой. Будет интересно, правда?
Ее голос срывается на высоких нотах и звучит фальшиво. Но Эмиль этого, кажется, не замечает.
— С Маржо?
— Да… Если… Если она захочет…
Она чувствует движение в углу палаты. Врач, тот же, что в прошлый раз, здесь, с грустной улыбкой на губах. Он незаметно кивает Жоанне, предлагая ей выйти поговорить. Она шепчет Эмилю:
— Я сейчас вернусь. Я на минутку, хорошо?
Она лихорадочно ждет его ответа, но он только кивает. Больше не говорит мама. Том изобрел язык глаз и рук. Так они общались. Она никогда в жизни не слышала этого слова. Он его ни разу не произнес. Мама.
Врач закрывает за ними дверь. Она снова садится на стул из синего пластика. Он тяжело опускается в свое кожаное кресло.
— Так. Вот мы и вернулись к исходной точке.
Она кивает. Смотрит на желтый стаканчик для карандашей в зеленых наклейках, еще один знакомый ориентир. Врач не начинает говорить, пока она не поднимает к нему лицо.
— У вашего мужа случился сердечный приступ. Нечто более серьезное, чем в предыдущую госпитализацию. Кровоснабжение части сердечной мышцы резко прекратилось. Если бы не массаж сердца, который сделала эта женщина с фермы, у него было бы мало шансов выкарабкаться.
Жоанна таращит глаза. Врач уточняет:
— Врачи скорой помощи записали в истории болезни, что некая женщина делала вашему мужу массаж сердца. Его мозг снабжался кислородом все время, пока не приехала скорая.
Она едва сознает, что у нее вырывается вздох облегчения. Она не знает, кто это сделал. Люсия. Может
— Он поправится? — с тревогой спрашивает она.
— Он поправится, но его состояние еще ухудшилось. Я еще серьезнее рекомендую ему избегать всякой физической активности.
Она молчит несколько секунд, не решаясь задать вопрос, который жжет ей губы.
— Исходя из его нынешнего состояния, вы можете, скажем… дать мне прогноз?
Врач разводит руками в знак своего полного бессилия.
— Этот сердечный приступ мог быть смертельным. Он мог быть последним. Я не могу сказать вам, сколько времени ему осталось жить… Электрокардиограмма показывает нерегулярный сердечный ритм. Сердце может снова остановиться. Артериальное давление тоже скачет вверх и вниз. Может пройти несколько недель до следующего сердечного приступа. Или несколько дней, если он не будет себя щадить…
Она выдерживает удар, не дрогнув. Ей требуется несколько секунд, чтобы вновь обрести дар речи.
— Ему осталось самое большее несколько недель?
У врача глубоко огорченный вид. Она видит все его сочувствие в зеленых глазах.
— Самое большее, мадам Верже.
Она ничего не отвечает. Она приняла решение. Врач еще что-то говорит, но их как будто разделяет пелена. Она уже не здесь.
— Я подержу его здесь пять дней, чтобы быть уверенным, что сердце работает. Потом дам вам подписать расписку и выпишу его.
Она заставляет себя кивнуть.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
Она качает головой и встает. Ей больше нечего здесь делать. Она хочет покинуть этот кабинет как можно скорее.
— Никаких.
Врач хочет проводить ее, предлагает стакан воды, потому что она бледна, но она вежливо отказывается.
— Хорошо. В таком случае увидимся через пять дней, мадам Верже.
— До свидания.
Она уже исчезла.
Ферма полнится смехом и детскими криками. Рыжему мальчику, которого Жоанна заметила на сеансе медитации, сегодня исполнилось пять лет. Пять мальчиков пришли к нему на день рождения, достойный так называться. По визгу мальчишек похоже, что праздник превратился в водное сражение.
В кемпинг-каре Жоанна задернула желто-оранжевые занавески, чтобы защититься от жары. Старательно и с удивительно серьезным видом она аккуратно складывает вещи в свой большой красный рюкзак. Два черных блокнота. Ее мобильный телефон. Ее бумажник и бумажник Эмиля с их документами. Ее самый последний чистый холст, который занимает половину рюкзака. Палитра, кисть и четыре тюбика красок. Пожелтевшая книга с обтрепанными страницами. Полотенце, мыло. Смена одежды для нее. Смена одежды для Эмиля. Десяток пакетиков с едой быстрого приготовления. Злаки и сухофрукты. Фляга. Пастилки для очистки воды.
Она встает и утирает капельку пота, выступившую на лбу. Жара давит. Наступил июнь, когда Эмиль вернулся на ферму. Пять дней госпитализации растянулись на две недели, резко подскочило давление, потом так же резко упало. Мозговой ствол, сказал доктор Маргерон.
В отсутствие Эмиля она много времени проводила в огороде пермакультуры. Выросли первые дыни. Она первой их попробовала вместе с Люсией, спасительницей Эмиля. Да, ее в конце концов посвятили. Это Люсия сделала массаж сердца и продлила жизнь Эмилю на несколько лишних недель.