Вся синева неба
Шрифт:
— Вы были рядом с ним каждую секунду в этом последнем походе. Там… Там, в хижине, где находится Эмиль, есть картина… Вы увидите… Я оставлю ее для вас на видном месте. И вы всё поймете. Вы были рядом с ним на каждом шагу.
Она не может продолжать. Волнение слишком сильно. Приходится отключиться, не сказав больше ни слова.
Эмиль проснулся в тесной хижине, где пахнет сыростью. Он по-прежнему лежит, сил совсем нет, но утром ей удалось скормить ему несколько сухофруктов. Она оставила ему свой спальник. Ей он больше не понадобится. Ему нужнее. Он должен оставаться в тепле до прихода родителей. Она
— Скоро приедет папа. Ты должен отдохнуть до приезда папы, хорошо?
Он кивает. Он больше почти не разговаривает. От каждого слова начинает задыхаться. Он бледен. Ему уже недолго осталось. Время за полдень. Жоанна уверена, что Верже будут здесь до ночи. Она обо всем договорилась с пастухом, который, правда, мало что понял из ее рассказа.
— Приедут люди?
— Да. Родители Эмиля приедут к нему. Надо только проводить их в хижину, когда они будут здесь. Хорошо?
Он не сразу врубился.
— А вас здесь не будет?
— Нет.
— Как это — нет?
— Я должна уйти.
Он явно не обрадовался. Смотрел сердито.
— Если бы вы могли проведывать его время от времени…
На этот раз пастух разозлился всерьез:
— Я, между прочим, работаю!
Жоанна не стала настаивать. Все равно она никак не могла решиться уйти, оставить Эмиля одного. Она сидела рядом с ним, понемногу поила его водой, укрывала спальником до подбородка. Ему холодно. Картина, которую они написали вдвоем, лежит на деревянном столе на самом виду. Рядом черный блокнот Эмиля. Жоанна выглядывает в окно. Небо синее. Солнце потихоньку клонится к закату. Ей думается, что хорошо бы вынести Эмиля на траву и уложить, чтобы он полюбовался закатом солнца в последний раз, но она знает, что у нее не хватит сил. И она лишь предлагает ему посмотреть на небо, на красивое синее небо в окно.
Она слышит вдали шум мотора. Пастух объяснил ей, что по крутой дороге можно в случае необходимости доехать почти до долины и хижин, за несколько сотен метров. Она знает, что это они. Никто никогда не ездит по этой дороге, сказал пастух. Разве только на внедорожнике или по особому разрешению. Жоанна взяла на себя получение разрешения у пастуха. У него есть ключи от тяжелых ворот, перегораживающих дорогу. Это его дорога. По ней ему раз в месяц привозят продукты и лекарства от давления. Он был недоволен, но согласился открыть ворота. Верже приближаются. Через несколько минут они выйдут из машины сотней метров ниже и пойдут наверх пешком, скорее всего бегом. Пора Жоанне уходить, протиснуться между скалами и исчезнуть в лесу.
— Ладно, — нервно шепчет она. — Я должна тебя оставить. Папа едет. Я пойду за ним, хорошо?
Его бледное лицо кивает.
— Мы скоро увидимся, сокровище. Мы увидимся очень скоро.
Она целует его лоб, влажные волосы. Пересекает хижину, как в замедленной съемке. В последний раз оглядывается на него с порога шаткой двери. И все. Она исчезает со своим большим красным рюкзаком.
Нет никаких слов, когда уходят по-настоящему.
ЭПИЛОГ
Летний день серенький, собирается гроза. Небо низкое. Воздух тяжелый. Вот-вот ливанет. На паперти церкви Нотр-Дам-де-Виктуар собралась толпа. Плотная толпа, которая все растет. Жозеф всегда говорил
— Похороны старика мало кого волнуют. На них нет нужды приходить.
Жоанна с высоты своих девяти лет возразила:
— Это неправда!
Жозеф снова пожал плечами.
— Хорошо, я назову тебе другую причину. Друзья стариков сами уже старики… или умерли.
Сегодня утром, 20 июня, толпа не лжет. Умер молодой человек. На паперти есть семьи с новорожденными, но много и совсем молодых людей, видимо, только что окончивших университет. Друзья.
Жоанна приехала в Роанн на поезде рано утром. Ей пришлось встать ни свет ни заря. В четыре часа утра. По дороге поспать не удалось, а на вокзале пришлось разбираться в непонятных картах автобусной сети Роанна и два раза ошибиться линией. Она думает, что никогда не была привычна к городу, но эти двенадцать месяцев вне цивилизации, в сердце Пиренеев, окончательно сделали ее неприспособленной к городской жизни.
Колокола звонят, церемония вот-вот начнется. Толпа, теснясь, тянется внутрь. Жоанна стоит в стороне, на тротуаре напротив, в сотне метров от церкви. Она войдет, когда все займут места внутри. Она чувствует себя здесь чужой. Больше ста человек пришли проститься с Эмилем. Больше ста человек знали его, общались с ним, любили. Однако с ней, самой из всех незнакомой, он предпочел умереть.
Толпа вошла в церковь, и она проскользнула в проем тяжелой деревянной двери как раз перед тем, как та закрылась. Осталось место в последнем ряду. Она садится, когда в первом ряду намечается движение. Мужчина и женщина с маленьким мальчиком встают, приветствуя опоздавшую молодую женщину. У матери малыша светлые кудрявые волосы и серьезный вид. У отца красные глаза, плечи опущены. Он, наверно, плакал. Это, должно быть, очень близкий друг Эмиля. Возможно, Рено. Они обмениваются несколькими словами с пришедшей темноволосой женщиной. У нее длинные, совершенно гладкие волосы до середины спины, круглый рот и маленькие жемчужинки в ушах. Она красива, но красотой, знающей себе цену, почти дерзкой. Однако сегодня у нее какое-то пустое лицо и растерянные глаза.
Глубокий кашель возвещает о прибытии священника, распорядителя церемонии. Трое взрослых поспешно садятся. Тишина в церкви полная.
Жоанна не слушает слов. Она смотрит на серебристую урну, стоящую на алтаре. Смотрит на людей, которые встают один за другим, чтобы прочесть пассаж из Библии или воспеть хвалу Эмилю. Среди них заплаканный друг, в котором Жоанна угадала Рено. Она не ошиблась. Она снова водит глазами по толпе. Угадывает Маржори за бледным лицом и темными кудрями. Угадывает отца и мать по их согбенным спинам в первом ряду. Младенцы в колясках лежат тихо.
Гул проносится по толпе, когда к алтарю выходит мать с черным блокнотом в кожаной обложке. Жоанна вся подбирается. Она улавливает несколько слов священника о путешествии в горы, предпринятом Эмилем перед окончательным уходом, путешествии, которое приблизило его к Богу. Жоанна хмурит брови. Звучит хриплый голос матери Эмиля. Она читает совсем короткий пассаж. Он оставляет толпу с множеством вопросов об этом путешествии, о котором никто ничего не знал. Жоанна инстинктивно сжимается на скамье.