Вся синева неба
Шрифт:
Его взгляд мечется, боясь упустить хоть крупицу пейзажа. Он минует группу машин, которые остановились, чтобы пофотографировать и полюбоваться панорамным видом. Потом ему приходится дважды сдавать назад, чтобы протиснуться в переулок, никого не задев. Вот и парковка. На ней несколько машин. Это, должно быть, начало походного маршрута: из одного автомобиля вышла пара с палками в руках и рюкзаками за спиной.
Эмиль паркуется на самом краю, поодаль от других машин, под деревьями. Заглушает двигатель. Он не ошибся. Слышен шум воды. Здесь протекает ручей. Прямо вдоль стоянки. Приятно будет тут спать. Он косится на Жоанну. Она все еще спит. Он выходит из машины и направляется прямо к воде, ориентируясь на плеск. Достаточно пересечь парковку и
Мысли его путаются, блуждают над водным потоком. Он думает о телефоне Жоанны, о звонке. Это волнует его. Не только потому, что это подразумевает: кто-то где-то ждет ее, может быть, умоляет вернуться. Нет. Дело в другом. Дело в звонках, которые поступают ему тоже и переадресуются на голосовую почту. Дело в письме, которое придется написать родителям, сестре, Рено, чтобы объяснить им… Что объяснить? Он сам не знает. Все произошло так быстро, так поспешно. Ему самому трудно объяснить себе свой отъезд. Всегда ли так бывает, когда расстаешься с людьми? Всегда ли трудно понять причины, побудившие нас к этому?
А ведь Лора выглядела очень уверенной в себе, когда ушла. Она так и стоит у него перед глазами в тот день, когда пришла забрать свои последние вещи из квартиры. С ней приехала мать, она ждала ее внизу, предпочла дать им побыть вдвоем напоследок. Редко он чувствовал себя таким жалким и несчастным. Вот она, здесь, в своих джинсах в обтяжку, в маленьких белых полотняных полукедах и в желтом топе, подчеркивающем грудь. На шее поблескивал бриллиант. Она любила украшения. Всегда на ней была какая-то деталька, кольцо, тонкий браслет, длинные серьги… В тот день она держала в руке сумочку, а ее волосы, всё такие же гладкие, всё такие же темные, падали на плечи. Он почувствовал себя недостойным ее в своих джинсах и белой футболке. Недостойным, некрасивым и грязным, без блеска. Они уже говорили о разрыве, трижды. Лора заявила, что сказать больше нечего, она просто пришла за последними вещами. Она не хотела разговоров. А он не знал, как себя вести. Квартира опустела. Лора забрала диван, низкий столик и кровать, они принадлежали ее родителям. Он жил в тишине и пустоте уже две недели. Но оставались еще Лорины флаконы духов в ванной, ее зимняя одежда в шкафу, женские романы в гостиной… Это создавало иллюзию, что не все кончено. Вот только сегодня она пришла все забрать. Он видел ее в последний раз. Она спешила.
– Мама ждет внизу. Мы записаны к парикмахеру через час. Я быстро.
Он смотрел, как она ходит из комнаты в комнату, хлопочет, собирает, складывает. Бродил за ней с побитым видом, бессильно опустив руки.
– Тебе нужна помощь? – спросил он странно надтреснутым голосом.
– Нет, не беспокойся. Не обращай на меня внимания, я на несколько минут. Справлюсь сама. Скажу тебе, когда буду уходить.
Но Эмиль не двинулся с места. Он не мог оторваться от Лоры, равнодушной и совершенно чужой теперь, которая паковала свои вещи так поспешно, будто уезжала на импровизированный уик-энд. Он видел ее в последний раз. В последний раз она была здесь, с ним, в их квартире. Он не мог оторваться от нее. Он стоял в дверях гостиной, не сводя с нее глаз. Говорить больше не о чем. Я просто зашла за вещами, я быстро. Он не решился с ней заговорить. Тут она была тверда. Что он мог ей сказать, чтобы заставить передумать, убедить остаться? Ему казалось, она давно все решила. Задолго до того, как заговорила с ним о разрыве. Она была терпелива. Даже делала усилия, но все прошло, кончено. С нее было довольно. Она снова стала вольной пташкой, которую он встретил четыре года назад.
Она вошла в лифт с тремя полными пакетами и коробкой.
– Тебе нужна помощь? – снова спросил он.
– Нет. Я поднимусь за сумочкой, все в порядке.
Двери лифта закрылись. Он стоял в коридоре квартиры и чувствовал, что задыхается. Его взгляд упал на ее сумочку в прихожей. Он сделал над собой колоссальное усилие. Ему захотелось проверить ее телефон… проверить, обоснованны ли его подозрения. Он был уверен, что она кого-то встретила. Он все-таки открыл сумочку, запустил руку внутрь. Нашел телефон. Она установила пароль. Он был заблокирован чертовым паролем. Это причинило ему боль. За два года совместной жизни она никогда не ставила пароль на телефон. Почему же сегодня этот чертов пароль?
Он услышал, как подъехал лифт, и быстро сунул телефон в сумку. Она вошла в квартиру, чуть запыхавшись. Грудь вздымалась под желтым топом, щеки порозовели. Она улыбнулась ему, улыбнулась ужасной улыбкой, потому что эта улыбка была холодной, дружелюбная улыбка, чуть фамильярная, как будто Эмиль был всего лишь случайным знакомым.
– Ладно. Думаю, пора прощаться.
Он ничего не ответил. Голос бы сорвался. Он высматривал признак боли на лице Лоры, на ее прекрасном лице. Или вздох грусти… Но нет, была только поспешность и в какой-то степени облегчение. Он молился, чтобы рухнуть от муки, когда она уйдет, и больше никогда не очнуться. Она взяла сумочку, легко коснулась его плеча, привстала на цыпочки, чтобы поцеловать в щеку. Поцелуй гулко прозвучал в пустой квартире. Она добавила очень быстро, подавшись назад:
– Я рада, что… что мы жили вместе. Я желаю тебе самого лучшего, правда… Желаю тебе лучшего в дальнейшей жизни.
И она убежала, так же быстро, а он все стоял, онемевший, пронзенный болью. Она ушла к парикмахеру, как будто жизнь продолжалась.
Эмиль едва замечает, что у него ком в горле и он задыхается, как в тот июньский день, год назад. Но ведь он здесь, на берегу горной речки, его ласкает легкий ветерок. Ничего не произошло. Эмоции все те же, едва приглушенные долгими прошедшими месяцами. Ему требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя, чтобы рассосалось жуткое ощущение в груди и в горле. Бросает камешки в ручей, давая разрядку гневу. Он все еще не понимает. Они были счастливы вместе. Были самой счастливой парой. Как же это могло случиться? Они не были обычной парой, не из тех, кого разъедает рутина. Они были особенными. Но Лора все равно ушла…
Вернувшись к кемпинг-кару, Эмиль удивлен: Жоанна вынесла стол и стулья и расставила приборы.
– Жоанна?
Она стоит у кухонного стола, склонившись над разделочной доской.
– Извини, ты спала, и я… я просто пошел немного пройтись.
Она пожимает плечами: мол, ничего страшного.
– Я так и подумала.
– Что ты нам готовишь вкусного?
– Салат из свежих овощей.
Она показывает ему лежащую рядом веточку розмарина.
– Я нашла это за кемпинг-каром.
– Дикий?
– Да.
Больше они ничего не говорят. Он смотрит, как она режет помидоры медленными и точными движениями. Сколько же времени он пробыл на берегу ручья? Как минимум час. Он трет шею.
– Тебе нужна помощь? Я могу… что-нибудь сделать?
– Я справлюсь.
– Я могу нарезать хлеб.
– Если хочешь.
Они молча садятся за стол под мерный плеск воды.
– Там позади есть ручей.
– А?
– Да. Сходи посмотри. И еще походная тропа.
Она кивает, продолжая клевать. Кажется, она только и ест, что фрукты и овощи. Поэтому такая худенькая. Сегодня вечером он сварит макароны с хорошим слоем расплавленного сыра и заставит ее поесть по-человечески.
– Я подумал, мы можем отдохнуть здесь немного. День или два. А потом на время оставим машину. Тут есть что посмотреть. Можно взять рюкзаки и уйти на неделю или две.
Она снова кивает. Эмиль продолжает:
– У меня есть палатка, горелка, спальный мешок.
– У меня тоже есть спальный мешок.