Всюду кровь
Шрифт:
– Что ты здесь делаешь? Сюда нельзя. А, да я тебя знаю, ты дочка парикмахерши.
Шипящий, резкий голос шел будто бы из ниоткуда. Лора подпрыгнула на месте, инстинктивно попятилась. И тут же почувствовала, что наткнулась на шкаф: ключ в его дверце уперся ей в спину.
Из тени вышел невысокий человечек: его освещал слабый свет, сочившийся сквозь окна лавки. Ростом старьевщик был не выше Лоры, но казался гораздо сильнее ее. Он приблизил свою налитую кровью физиономию к ее лицу. Изо рта у него шел кислый запах; он коснулся губами ее губ, прижался к ее щеке своей небритой, колючей щекой. Лора дернулась, но папаша Леонар крепко, как будто тисками, держал ее руки в своих лапищах.
– Не двигайся, паршивка. Веди себя тихо, и никто ничего не узнает. Иначе я скажу, что ты воровка. Тебе ведь этого не хочется, а?
Ему удалось одной рукой ухватить ее за оба
Лора едва дышала, боясь двинуться с места. По телу у нее бежали мурашки, время от времени она вздрагивала, как от судороги. Она заставила себя сделать шаг, еще один и тут же наткнулась ногой на что-то мягкое. Наклонившись, она увидела в тусклом полумраке скрюченное тело папаши Леонара: он лежал возле сейфа. Спутанные седые волосы упали ему на глаза, рот открылся, будто бы старик собирался что-то сказать, однако изо рта лишь беззвучно текла тонкая черная струйка. Изумленная Лора присела на корточки, дотронулась до струйки, принялась внимательно рассматривать свои пальцы. Они были испачканы кровью. «Он мертв! – застучало у нее в ушах. – Он мертв, ты его убила!» Ее пробрала сильнейшая дрожь. Ей захотелось убежать прочь, но ноги не слушались. Как бабочка, отчаянно бьющаяся о стекло, Лора принялась кружить по лавке, ничего не видя вокруг себя, натыкаясь на деревянные, картонные, металлические предметы, которые расступались перед ней, падали в разные стороны. Запнувшись о ковер, она повалилась в низкое кресло и застыла. Через несколько минут, едва понимая, что делает, она поднялась и вновь забегала по магазину.
В тот момент, когда Лора опасливо протянула руку к круглому столику, силуэт которого напомнил ей горбатую ведьму, раздался хруст – Лора вздрогнула, обернулась. Дверь в глубине лавки открылась, впустив огромную, до потолка, тень. Лора нырнула за кресло. Не дышать, исчезнуть! Норман Бейтс тихими шагами приближался к ее убежищу. Лора уже представила себе, как он воткнет нож ей в живот. Она оказалась в том самом фильме. Хриплый голос Фанни пронзил ее, подобно выстрелу.
– Лора, мерзкая обманщица, ты спряталась в лавке Леонара, я так не играю!
Норман Бейтс остановился как вкопанный. Свет, шедший из-за приоткрытой двери уборной, осветил его перекошенное лицо, его длинные черные волосы, его красный шарф.
Ее вернул к жизни ее же собственный дикий вопль. Дальше все произошло одновременно: она услышала прямо над ухом тихое «о, черт», промчалась через лавку, повалилась на стопку книг, наткнулась на какой-то предмет, схватила его, а затем ворвалась в туалет и изо всех сил навалилась на дверь. Сердце выскакивало из груди, Лора дышала громко и тяжело, как консьержка, когда та вывозила на тротуар мусорные баки. Лоре удалось запереть дверь на задвижку. Она наконец взглянула на предмет, который держала в руке: это оказалась прозрачная коробочка с аудиокассетой. Ручка двери задергалась. Норман Бейтс хотел попасть внутрь, добраться до нее! Она услышала, как он шепчет ей:
– Открой дверь, не бойся.
Лора взобралась на унитаз, ухватилась за нижний край слухового оконца, перекинула ногу и тут почувствовала, что в ладонь ей вонзился торчащий из стены железный прут. От боли она ослабила хватку и вывалилась из окна, ударившись щекой о булыжную мостовую.
Магазин «Обретенное время» занимал помещение на углу улиц Ломбар и Кенкампуа. Едва переступив порог, Миро стал мотать головой, стряхивая с волос капли дождя. В помещении, пропахшем бумагой и сыростью, скопилось невероятное количество журналов и газет. Вдоль стен стояли стеллажи с пронумерованными ящиками: в них хранились новости за целый век. Посетители могли изучить выбранное ими издание, разложив его на одной из двух широких, лежащих на козлах досок. Хозяин лавки, восседавший на табурете возле телефонного аппарата и двух больших каталожных ящиков, следил за своими сокровищами. Донати напоминал быка, под низким лбом которого неспешно ворочались благодушные мысли. Глубоко посаженные глаза и отвислая нижняя губа, с которой, словно приклеенная, свисала обкуренная трубка, придавали его лицу выражение безмятежности. Однако его внешности не следовало доверять. В гневе Донати бывал груб, к тому же никто заранее не знал, что именно
Донати хорошо относился к Миро. Завидев его, он поджал губы, что на его языке означало улыбку.
– Освобождение заложников – это восемьдесят восьмой год. Ступай в хранилище, дорогу ты знаешь. Я подобрал для тебя «Парижское утро», «Либерасьон», «Ле Монд», «Франс Суар» и «Ле Паризьен» за тот год. Удачи.
Миро спустился по винтовой лестнице в бетонный погреб, где Донати хранил свои запасы. Он тут же обнаружил газеты, разложенные на старом секретере. Взявшись за первую стопку газет, он довольно скоро добрался до номера «Ле Паризьен» от 5 мая 1988 года. Гигантские буквы гласили: «Наконец свободны!» Пролистав газету, Миро не нашел статьи о консьержке. В «Парижском утре» о заложниках не было ни слова. Специальный выпуск «Франс Суар» также не оправдал его надежд, но вот при виде последней газеты за тот день его сердце едва не выскочило из груди. Первую страницу украшал огромный заголовок «Они на свободе!», а на четвертой странице, в рубрике «Происшествия», нашлась заметка:
Эмильена Багу, семидесяти четырех лет, проживающая в Париже, в квартале Ла Рокетт, обратила в бегство убийцу старьевщика, которого застала на месте преступления живущая по соседству девочка-подросток. Аристид Леонар был убит среди бела дня в собственном магазине…
Миро инстинктивно сжал газету в комок. Получается, Багу жила в двух шагах от книжной лавки Ролана. Действительно ли это соседство как-то связано с их убийством? Он вдруг вспомнил, кто такой был этот Леонар: глупый старый торгаш, всегда навеселе, неспособный отличить хорошую книгу от хлама. Миро пару раз встречал его у Ролана: тщедушное тельце венчала голова с узкой беличьей мордой. «Но почему я ничего не знал о его убийстве? Где я был? Вспоминай, где ты был в мае 1988 года?» Ходьба помогала думать, и Миро принялся мерить шагами погреб, сжимая газету в руке. Он с трудом мог восстановить в памяти собственное прошлое в хронологической последовательности. «Я как в забытьи, как… как после того, как я переболел воспалением легких, а это было… да, почти год спустя после встречи с Нелли… весной восемьдесят восьмого!» Вот почему он ничего не знал об убийстве: в те дни он метался в бреду на больничной койке. Болезнь вырвала из его жизни три недели, которые он провел в плотном, густом тумане. Потом было выздоровление, месяц в доме отдыха в Савойе. Миро вернулся в Париж уже летом. Леонар, Ролан, Багу. Консьержка была знакома со старьевщиком – так же, как и Ролан. «Друг мой, да тебе срочно нужно в те края, за площадь Бастилии!»
Когда Миро наконец вышел из «Обретенного времени», ливень сменился мелкой моросью.
Опущенная светонепроницаемая штора делала почти неразличимым пейзаж за окнами поезда. Высотные дома спальных районов зубами впивались в горизонт. Лора съежилась на сиденье у окна: страх не отступал с тех пор, как она покинула виллу Пармантье-Шварцкопфа. Она пальцем проследила путь капли, скатившейся по стеклу с другой стороны. Чьи-то огромные глаза рыдали над судьбой этого мира. Вот что ей следовало делать: плакать, лишь слезы были способны вернуть ей свободу. Но она не могла плакать, как не могла и сопротивляться руке, которая с силой тянула ее назад, к совершенной ею ошибке…
– Ты ведь его видела, а, Лора? Мне ты можешь все рассказать. Если бы не я… Я тебе жизнь спасла. Даю голову на отсечение, ты видела убийцу. Не бойся, я буду молчать, никто не узнает, что ты была в лавке. Мы всем расскажем, что ты пошла в туалет искать там свой мячик и на выходе на тебя напал этот мерзавец. Так никто ни о чем не догадается: никаких расспросов, никакой полиции, а я… Тебе нужно будет просто сказать правду: что я бросилась тебя спасать. Может, обо мне даже в газетах напишут…
Старуха уговорила Лору рассказать придуманную ею версию событий. Когда Лору допрашивали полицейские, она безостановочно врала. Все оказалось просто: достаточно было пересказывать историю, которую выдумала мадам Багу. Да, она видела, как кто-то ударил папашу Леонара. Мужчина с длинными черными волосами. Чем он его ударил? Она не видела. Да, консьержка вытащила ее через окошко уборной, иначе тот человек и ее бы тоже убил. Она преодолела предел, за которым можно было врать сколько душе угодно. Она чувствовала собственную важность: словно стала героиней какого-то фильма.