Вторая мировая война. (Часть III, тома 5-6)
Шрифт:
Президент ответил сразу же, но отрицательно. Он твердо решил проводить, как он говорил, «большую стратегию» Тегерана, то есть использовать до конца «Оверлорд», «победоносные наступления в Италии» и штурмовать в скором времени юг Франции. Политические цели, может быть, и важны, но военные операции для их достижения должны быть подчинены задаче нанесения удара в сердце Германии в результате кампании в Европе. Сам Сталин высказался за операцию «Энвил» и признал все другие операции на Средиземном море имеющими меньшее значение, и Рузвельт заявил, что он не может отказаться от нее без консультации со Сталиным. «Я не могу согласиться, — писал он, — с использованием американских войск для наступления на Истрию и на Балканы и не думаю, что французы согласятся на такое использование их войск… По чисто политическим причинам внутреннего порядка я не мог бы выдержать даже малейшего поражения в операции „Оверлорд“, если бы стало известно, что довольно крупные силы отвлечены на Балканы».
Никто из участников этой дискуссии
В ходе дискуссии президент предложил, чтобы мы изложили свои точки зрения Сталину. Я сказал, что не представляю себе, как бы он реагировал, если бы этот вопрос был поставлен перед ним. С военной точки зрения он, возможно, был бы весьма заинтересован в продвижении на восток армий Александера, которые, не вступая на Балканы, оказали бы значительное воздействие на все находящиеся там войска, и вместе с наступательными операциями, которые Сталин предпринял бы против Румынии или вместе с Румынией против Трансильвании, это продвижение могло бы привести к очень серьезным результатам. С точки же зрения политической он, возможно, предпочел бы, чтобы английские и американские войска делали свое дело во Франции в предстоявших ожесточенных боях и чтобы Восточная, Средняя и Южная Европа, естественно, оказались в его руках. Однако я считал, что лучше решить этот вопрос между нами и в нашу пользу. Я был уверен, что, если бы нам удалось встретиться, как я часто предлагал, мы достигли бы счастливого соглашения.
В данный момент я уступил, и в тот же день генералу Вильсону было приказано начать наступление на юг Франции 15 августа. Сразу же приступили к приготовлениям. Но следует предупредить читателя, что отныне операция «Энвил» стала называться операцией «Дрэгон». Это было сделано на тот случай, если бы противник разгадал значение первоначального условного названия операции.
Следует отметить, что к этому периоду (в июле) впервые за время войны численность американских армий, действовавших в Европе и на Дальнем Востоке, превысила численность наших армий. Влияние на операции союзников обычно увеличивается в результате крупного притока подкреплений. Следует также иметь в виду, что если бы была принята во внимание английская точка зрения по этому стратегическому вопросу, то тактическая подготовка могла бы привести к некоторой задержке, что опять-таки ослабило бы силу наших доводов.
Глава пятая БАЛКАНСКИЕ СУДОРОГИ: ПОБЕДЫ РУССКИХ
Продвижение советских армий в Центральную и Восточную Европу летом 1944 года создало настоятельную необходимость прийти к политическому соглашению с русскими относительно этих районов. Казалось, что вырисовывались контуры послевоенной Европы. В Италии уже начались трудности вследствие русских интриг [97] . Мы стремились достигнуть уравновешенного результата в югославских делах путем прямых переговоров с Тито. Но пока еще не удалось добиться от Москвы какого-либо прогресса в решении вопросов, связанных с Польшей, Венгрией, Румынией и Болгарией. Вся эта проблема была обсуждена на заседании имперской конференции в Лондоне в мае.
97
Видимо, автор имеет в виду просьбу Советского правительства к правительству Великобритании дать согласие на организацию советской военной авиационной базы в Бари (Италия). Эта база была необходима для переброски военных грузов для Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ). Ранее доставка грузов в Югославию осуществлялась с авиабаз в районах Киева и Винницы. Наличие авиабазы в Италии позволяло сократить время полета до двух-трех часов, что было чрезвычайно важно для успешного снабжения всем необходимым НОАЮ. Однако английское правительство, стремившееся через эмигрантское правительство Югославии усилить свой контроль над народно-освободительным движением в Югославии и ослабить связи Советского Союза с армией Тито, уклонялось от оперативного решения вопроса. Лишь в июле 1944 г. после неоднократных напоминаний о просьбе СССР было дано разрешение на создание советской авиабазы в Бари.
В тот день я написал:
«Мы, очевидно, приближаемся к моменту, когда нужно будет начать открытое объяснение с русскими по поводу их коммунистических интриг в Италии, Югославии и Греции. Я считаю, что взаимоотношения с ними становятся с каждым днем все более затруднительными».
18 мая советский посол в Лондоне посетил министерство иностранных дел, чтобы обсудить предложение общего порядка, сделанное Иденом относительно того, чтобы СССР временно считал румынские дела, главным образом, предметом своей заботы в условиях войны, оставив Грецию нам. Русские были готовы принять это, но хотели узнать, консультировались ли мы с Соединенными Штатами. Если да, то они были бы согласны.
Я послал соответствующую личную телеграмму Рузвельту:
Премьер-министр — президенту Рузвельту 31
"1. В последнее время наблюдаются тревожные признаки возможных политических расхождений между нами и русскими относительно Балканских стран, и в особенности относительно Греции [98] . Мы поэтому высказали здешнему советскому послу мысль, что мы должны прийти к практической договоренности о том, чтобы Советское правительство взяло на себя ведущую роль в румынских делах и чтобы мы играли такую же роль в греческих делах, причем каждое правительство будет оказывать другому помощь в соответствующих странах. Такая договоренность была бы естественной в существующей военной обстановке, поскольку Румыния находится в сфере русских армий, а Греция — в сфере союзного командования на Средиземноморском театре военных действий, возглавляемого генералом Вильсоном.
98
В марте 1944 г. руководители национально-освободительного фронта Греции (ЭАМ) и Коммунистическая партия Греции после ряда неудачных попыток договориться с эмигрантским правительством Греции и отрядами Сопротивления, сформировали политический комитет национального освобождения (ПЕЕА). В его состав вошли представители всех партий, объединенных в ЭАМ. Создание ПЕЕА было с одобрением встречено населением Греции. Греческий народ выразил это широким участием в выборах в Учредительное собрание (1, 8 млн. человек), проведенных по всей стране. В апреле 1944 г. ПЕЕА был признан народным правительством Югославии (НКОЮ), Установившим с ПЕЕА дипломатические отношения. Консервативные круги греческой эмиграции и их покровители в Англии относились к созданию ПЕЕА крайне враждебно. Отсюда и «злонамеренность ЭАМ», о которой говорит Черчилль.
2. Здешний советский посол сообщил Идену 18 мая, что Советское правительство согласно с этим предложением, но, прежде чем дать окончательное заверение по этому вопросу, оно хотело бы узнать, консультировались ли мы с правительством Соединенных Штатов и согласилось ли последнее с такой договоренностью.
3. Надеюсь, что Вы сочтете возможным благословить такое предложение. Мы, конечно, не желаем делить Балканы на сферы влияния и, соглашаясь с такой договоренностью, ясно укажем, что она применима только к условиям военного времени и не затрагивает прав и обязанностей каждой из великих держав при мирном урегулировании и после него в отношении всей Европы. Эта договоренность, конечно, не повлечет за собой никакого изменения в нынешнем сотрудничестве между Вами и нами в выработке и проведении союзнической политики в отношении этих стран. Мы считаем, однако, что предложенная сейчас договоренность была бы полезным средством для предотвращения любых политических разногласий между нами и ими на Балканах".
11 июня Рузвельт телеграфировал:
Президент Рузвельт — премьер-министру 11 июня 1944 года
"… Короче, мы признаем, что правительство, несущее военную ответственность на любой данной территории, неизбежно будет принимать решения, диктуемые военной обстановкой, но мы убеждены, что естественная тенденция таких решений охватывать другие области, помимо военной, будет укреплена соглашением предложенного типа. По нашему мнению, это, безусловно, приведет к углублению разногласий между Вами и Советами и к разделу района Балкан на сферы влияния вопреки намерению ограничиться военными делами.
Мы считаем, что следует предпочтительно сделать усилия к созданию консультативного механизма с целью рассеять недоразумения и ограничить тенденцию к образованию исключительных сфер".
Премьер-министр — президенту Рузвельту 11 июня 1944 года
"Я весьма озабочен полученным от Вас посланием. Действие парализуется, если каждый должен консультироваться с каждым другим относительно всего до того, как действие предпринимается. События всегда обгонят меняющиеся ситуации в этих балканских районах. Кто-то должен быть вправе планировать и действовать. Консультативный комитет был бы лишь помехой, которая в любых чрезвычайных условиях будет преодолена путем прямого взаимного обмена мнениями между Вами и мною или между каждым из нас и Сталиным…
Резюмируя, я предлагаю, чтобы мы согласились установить трехмесячный испытательный срок для мероприятий, изложенных в моем послании от 31 мая, после чего он должен быть пересмотрен тремя державами".
13 июня президент согласился с этим предложением, но добавил: «Мы должны постараться сделать ясным, что мы не устанавливаем каких-либо послевоенных сфер влияния».
Я согласился с его мнением.
Во второй половине того же дня на заседании военного кабинета я сообщил о создавшейся ситуации и насчет оговорки о трехмесячном сроке; было решено, что министр иностранных дел должен информировать Советское правительство о том, что мы приняли это общее разделение ответственности. Это и было сделано 19 июня. Президент, однако, не был удовлетворен способом наших действий, и я получил от него послание, выражавшее недовольство. В послании было сказано: «Мы обеспокоены тем, что Ваши люди подняли этот вопрос перед нами только после того, как он был поставлен перед русскими». В связи с этим 23 июня я обрисовал президенту в ответ на его упрек положение в том виде, в каком оно мне представлялось в Лондоне.