Вторая надежда или байки электрика
Шрифт:
Мир рухнул. Утром ещё сотрудник солидной конторы, лениво мечтающий перекантоваться до обеда да смыться домой, теперь... Теперь я стоял на оживлённой улице, не в силах принять новой реальности. Где тебя, Серёгу Карецкого сперва пытаются убить, затем ловят менты. И не только, они. В голове вертелся хоровод обрывков каких-то эмоций, мыслей...
– Хрена встал на дороге?
– чьё-то плечо больно толкнуло меня, и я пришёл в себя.
Та же улица, тот же город. Только путь на работу мне сейчас - заказан. Если там, в том мире меня собирались повесить и палили в спину,
Борисыча уже не было - спина его торопливо семенила вдали. Причём, в сторону 'Горэнерго'.
Не раздумывая я свернул во двор, прибавляя шаг. Ничего подозрительного: бабка с коляской, трое собачников курят и смеются на погребах. Псины предоставлены сами себе - рычат от счастья и как могут бесятся в пёстрой куче мале. Когда я торопливо проходил мимо, то едва не присел от громкого окрика:
– Лежать!
Я остановился.
– Лежать, кому говорят!
Когда я готов был растянуться в луже, подобно тому дровосеку, сцепив руки на затылке, голос уточнил:
– Молодец, Красс. Красавец.
Телефон давно рвался наружу, вибрируя, как и моё сердце. Свернув за угол, я прибавил шагу ещё, оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха. Взгляд пробежал по вывескам очередного здания 'Пошивочное ателье', 'Ремонт обуви'... Задержавшись на 'Опорный пункт полиции'. Миновав неприятное место, я перешёл на полубег, торопливо доставая аппарат. Отвечать очередному неопределившемуся номеру я не стал, скинув вызов. А на ходу пролистав контакты, выбрал единственный, что мог прояснить хоть что-то.
Самсонов являлся школьным другом и помогал всегда - даром, что мент. Неуклюжий, толстый, умудрившийся дослужиться до майора растяпа был тем самым опером, который работал не за бабло а по совести. Такие ещё встречаются в нашем мире, и я знал точно: как в школе я защищал увальня от местного хулиганья, так и тот мне поможет сейчас, чем сможет. Без вариантов.
– Самсонов, колись!
– задыхаясь, я летел по дворам, перепрыгивая клумбы и песочницы.
– Какого лешего происходит?!
Голос на том конце помолчал, потом ментяра начал говорить:
– Молодец, что звонишь через мессенджер, так мне меньше шансов впухнуть. Теперь слушай сюда и не перебивай.
– Так я...
– Рот закрой и слушай. Прошла ориентировка на тебя высшего приоритета, как на особо опасного. Такая на маньяков или убийц-рецидивистов бывает. Вся полиция на ушах, да и не только. Не знаю, что ты натворил, но...
– Самсон, подожди!..
– я забежал в открытый подъезд, прижавшись в тамбуре.
– Объясни мне, ты же можешь помочь...
– Мне больше не звони, сам понимаешь. И лучше приди, и сдайся сам.
Связь оборвалась.
Дверь в подъезд резко открылась, едва не придавив меня, и я встретился глазами с недовольной старушенцией в пёстром платке. Такие живут в каждом подъезде каждого дома нашей
– Ходют и ходют здесь! Бомжары, спасу от вас нет! Опять на батарею спать пришёл, нехристь?!
– та замахнулась клюкой, надвигаясь на меня.
– Бабушка, да я так зашёл!
– отступая, я упёрся спиной в стену.
– Позвонить!
– Позвони-и-и-ить?!
– та вылупилась на телефон.
– У меня, ветерана труда пенсии не хватает, а ты с нашей батареи ещё и звонить станешь?! Вот я тебя сейчас!!!
Палка чувствительно ткнула меня под рёбра.
Быть избитым божим одуванчиком не входило в мои планы. И я, ловко прошмыгнув между ним и стеной, вновь оказался на улице. Встреча эта всё же принесла пользу, хотя как, пользу...
Отсоединив от постоянно уже вибрирующего телефона крышку, я безжалостно выдернул прямоугольник батареи. Заставив китайца умолкнуть на полуслове. Полувибре или полувызове, чёрт те знает, как правильно...
Затем, под крики из дверного проёма, торопливо направился туда, где меня ждали при любых обстоятельствах и конечно же не домой, куда путь был заказан. Благо тут совсем недалеко: несколько минут ходьбы.
– Щас милицию вызову!
– доносилось мне вслед.
'Не стоит беспокоиться, бабушка. Вся давно уже на ушах...'
Борщ вышел на славу! Такой, какой он и любил: наваристый, да со свежей капустой, да ночь отстоявшийся в погребе... Ай-я! Хорошо!
Дососав мозговую косточку, полный мужчина неторопливо вытер салфеткой губы, с сожалением оглядев пустую тарелку. Хотелось, ой как хотелось да крикнуть, да приказать добавки, и та тотчас возникла бы на цветастой скатерти! Внесённая цветущей Алевтиной на подносе в парящей сытно фарфоровой супнице. Потом сразу накрошить зелени (самолично!), капнуть свежей горчицы с перебором в дымящую красноту и сладко, зажмурившись, прихлебнуть с шипением...
Нельзя, желудок пошаливает да и печень давно не та. Тарелка жирного блаженства в день - всё, что он мог себе позволить.
Мужчина закрыл глаза, не желая отпускать видение и помедлил ещё некоторое время. После, решившись, резко поднялся, громыхнув отодвинутым стулом. Позвонил в изящный колокольчик.
Алевтинка немедля влетела, суетливо озираясь вокруг. Молча бросилась к столу, сгребая посуду в поднос, гибко при этом выгнувшись. Румяное лицо её дышало такой юной свежестью, а округлость изгиба столь манила, что мужчина не сдержался. Проведя рукой вниз, подцепил край юбки, проникнув ладонью во влажный жар. Поднявшись чуть выше, с силой сжал прохладную упругость, и не дожидаясь ответа дёрнул брючный ремень.