Вторая попытка
Шрифт:
– Действительно странно написано... А почему карандашом?
– Я плохо умею пользоваться перьевой ручкой - у нас давно уже другие.
– Ладно, подождите...
– командующий углубился в чтение.
Для того, чтобы пробежать текст глазами достаточно было и минуты, ладно, учитывая непривычные в начале двадцатого века стиль и грамматику - двух. Но вот осмысление требовало времени... А осмысление явно происходило - не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.
– Ну, предположим...
– командующий смотрел на лжеКолчака отнюдь не по-доброму.
–
– Это можно изменить, поэтому отвечу...
– Ещё одна оговорка, - забеспокоился адмирал.
– Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще - приказываю молчать!
– Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. В моём мире вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому, очень вас прошу: что бы не произошло со мной - берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.
– Стоп!
– Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас...
– Александр Васильевич, я принял решение.
– Подчиняюсь ему без возражений, - наклонил голову Сашка.
– Вы отправляетесь под арест...
– Слушаюсь!
– Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?
Да хрен его знает, где она...
– Не знаю, ваше превосходительство.
– Я знаю - там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь - вам сообщат.
Глава 3. Про Любовь...
'Лейтенант Бураков' доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу.
– Спасибо, братцы!
– поблагодарил гребцов 'Колчак', - Спасибо, Николай Евгеньевич!
– это уже мичману.
– Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич!
– крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота.
– Рад приветствовать ваше высокоблагородие, - поклонился встречающий на пирсе матрос.- Разрешите вещички принять?
Вещей у Александра было всего-ничего - пара портфелей, но если матросу не дать поднести... Да фиг его знает... Пусть хоть один поднесёт.
– Этот возьми!
– Мурзин сам презирал себя в данный момент - ну не привык он требовать от кого-то выполнять работу, которую и самому сделать совсем не сложно.
Хотя на тральщике, в пору службы срочной, имелся у них мичман Чехлов, который даже килограммовую ношу считал перенести ниже своего 'звёздопогонного' достоинства, если в обозримом пространстве наблюдался хоть какой-нибудь матрос.
– Пошли, что-ли?
– повелительно-вопросительно обратился 'Колчак' к матросу.
– Так только вашего приказа и ждал, - пожал плечами парень, и потопал по доскам пирса...
– Саня!
–
– Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго?
Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была 'сногсшибательной и ослепительной', тем более, что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей двадцать первого века не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами - она не ослепляла, она завораживала. Заворожила с первого взгляда...
Да и вообще никогда не понять, чем покоряют нас, мужчин, женщины. Ну, ведь не только своей 'анатомией', это точно - иногда видишь перед собой ну просто идеал, классику красоты, а ничего не шелохнётся в душе. А в другой раз - ну просто никакая вроде бы. Что по фигуре, что по чертам лица - ну ни разу не укладывается в стандартные параметры, но столько в ней женственности, столько грации, такая она гармоничная, что у любого мужика при одном только взгляде полное обожание на лице и непреодолимое желание обнять, прижать к себе и грозно зыркать по сторонам, чтобы больше ни одна особь мужского пола приблизиться не смела...
– Сааш, очнись!
– жена подбежала и обняла своего мужа. 'Колчак-самозванец' не мог не ответить тем же. Господи, каким нежным и хрупким чувствовалось её тело при этом недолгом объятит!
– Здравствуй, Сонечка! Извини, что без предупреждения, но всё случилось так неожиданно...
– Что-то случилось?
– отпрянула супруга.
– Что?
– Ничего особенного, - попытался придать своей физиономии нейтральное выражение лжемуж.
– Где Славка?
– Спят после прогулки. И Слава, и Маргарита. Ты проголодался?
– Нет, спасибо. Пару часов вполне себе обойдусь.
– Так что случилось?
– на лице жены читалось нешуточное беспокойство.
– И не надо меня обманывать, я не первый год за тобой замужем. Если бы 'ничего особенного', то твой Эссен тебя бы к нам не отпустил.
– Да... Стыдно сказать - свалился за борт при коордонате. И головой ещё при этом приложился. Вот на обледенелой палубе в Северных морях или в Артуре ни разу не поскальзывался, а тут... Извини, Сонечка, иногда амнезия теперь случается, так что не удивляйся, если чего-то не вспомню...
– Господи!
– всполошилась жена.
– Сейчас как себя чувствуешь? Пойдём в дом!
– Да пойдём, конечно, - Колчак поднял с земли портфель, стоявший поодаль матрос поспешил поднести ему второй. Его немедленно подхватила Софья.
– Дорогая, я себя уже очень хорошо чувствую, - возмутился Александр.
– Уж два портфеля-то я донести до дома способен. Спасибо, братец! Можешь возвращаться на эсминец.
Дача совсем не напоминала то, что обычно представляют в качестве места отдыха 'Кровопийцев народных тех времён' - капитан первого ранга арендовал для своей семьи на лето одноэтажное строение в четыре комнаты: спальня, детская, столовая и комната прислуги, вернее, комнатёнка. Плюс кухня и санузел.