Вторая рука
Шрифт:
– Ну да, тут есть над чем подумать, – согласился я, но не очень убежденно. Лошадь, не оправдавшая больших надежд, – это так же естественно, как дождь в выходные.
– Ну а Бетесда, годом раньше? – гневно зыркнула на меня Розмари. – Одна из лучших кобыл-двухлеток! Несколько месяцев считалась фавориткой «Тысячи гиней» и «Оукса». Потрясающая лошадь. Когда она выходила на старт «Тысячи», выглядела на миллион долларов. И пришла десятой. Десятой, чтоб тебя!
– Но ведь Джордж наверняка все проверил и перепроверил, – сдержанно сказал я.
– А то как же! Чертовы ветеринары всю конюшню облазили. Тесты, анализы – все. Все
Я тихонько вздохнул. С моей точки зрения – обычная история, со всяким тренером может случиться. И вовсе не повод для тайных визитов в париках.
– А теперь вот Три-Нитро, – ошарашила меня Розмари.
Я невольно выдохнул – только что не крякнул. Без Три-Нитро сейчас не обходилась ни одна колонка, посвященная скачкам. О нем говорили как о лучшем жеребчике десятилетия. Прошлой осенью, будучи двухлеткой, он затмил всех соперников, и почти никто не сомневался, что этим летом он будет звездой. Я видел, как он выиграл «Миддл-Парк» в сентябре в Ньюмаркете, с рекордным результатом, я, как наяву, видел его мчащимся по дорожке с почти невероятной скоростью.
– До «Гиней» всего две недели, – сказала Розмари. – Вот сегодня как раз четырнадцать дней. И предположим, что-то случится… опять что-то плохое… а вдруг и он провалится, как и те?..
Ее снова затрясло, но не успел я открыть рот, как она продолжила, повысив голос:
– Сегодня была единственная возможность… единственный вечер, когда я могла прийти… Джордж был бы вне себя. Он твердит, что ничего с конем не случится, что никто к нему даже близко не подойдет, что его стерегут как зеницу ока. Но он боится, я знаю! Весь как натянутая струна. Взвинчен до предела. Я ему предложила позвонить тебе и попросить покараулить лошадь, так он буквально взбесился. Не знаю почему. Никогда еще не видела его в такой ярости.
– Розмари… – начал я, качая головой.
– Послушай! – перебила она. – Я просто хочу, чтобы ты сделал так, чтобы с Три-Нитро перед «Гинеями» ничего не случилось. И все.
– И все…
– А что толку будет потом… если кто-то попытается что-то сделать… что толку будет жалеть, что я тебя не позвала? Я просто не вынесу этого. Я не могла не прийти. Просто не могла. Сид, скажи, что ты это сделаешь. Скажи, сколько ты хочешь, я заплачу.
– Да не в деньгах дело, – ответил я. – Ты пойми, не могу я караулить Три-Нитро так, чтобы Джордж ничего не знал, без его согласия. Это невозможно.
– Ты можешь, можешь! Я уверена! Ты ведь и раньше делал такое, про что все говорили, будто это невозможно. Я не могла не прийти. Я просто не переживу такого… и Джордж не переживет… три года подряд! Три-Нитро должен победить! Ты должен сделать так, чтобы ничего не случилось. Просто должен!
Ее вдруг затрясло еще сильнее, чем раньше. Похоже, надвигалась истерика. И я, скорее чтобы ее успокоить, чем всерьез думая, будто я способен исполнить ее желание, сказал:
– Ну ладно-ладно, Розмари. Я попробую.
– Он должен выиграть! – сказала она.
– Не вижу причин, почему бы ему не выиграть, – успокаивающе подтвердил я.
Она безошибочно уловила тон, которым я заговорил, сам того не заметив: скептический и снисходительный, намекающий на то, что все ее тревоги – не более чем фантазии впечатлительной дамочки. Я и сам заметил этот неприятный оттенок, увидел это ее глазами –
– Господи, и зачем только я сюда пришла! Зря только время потратила, да? – с горечью бросила она и встала. – Ты такой же, как и все эти проклятые мужики. У тетки климакс, что с нее взять.
– Неправда! Я же сказал, что попробую.
– Ну да, конечно! – ядовито ответила Розмари.
Она нарочно раздувала свой гнев: ей сейчас просто необходимо было устроить скандал. Она практически швырнула в меня пустым стаканчиком, вместо того чтобы просто его отдать. Я попытался его поймать, но не сумел, стаканчик ударился о край журнального столика и разлетелся вдребезги.
Розмари окинула взглядом сверкающие осколки и затолкала ощетинившийся гнев обратно в коробочку.
– Извини, – отрывисто сказала она.
– Да ничего.
– Я просто переволновалась.
– Ну да, понятно.
– Надо все-таки сходить на этот фильм. А то ж ведь Джордж спросит…
Она накинула свой плащ и резкими шагами направилась к двери, по-прежнему дрожа всем телом.
– Не надо мне было сюда приходить. Но я думала…
– Розмари, – сказал я ровным тоном, – я обещал, что попробую, и я попробую.
– Никто не понимает, каково это…
Я вышел в прихожую следом за ней. Ее отчаяние сделалось осязаемым, как будто оно и впрямь висело в воздухе. Она взяла с тумбочки черный парик, нахлобучила его обратно на голову и принялась запихивать под него свои собственные волосы яростными, неласковыми тычками. Она ненавидела и себя, и этот маскарад, и меня – ненавидела свой приход сюда, и то, что пришлось врать Джорджу, и то, что приходится все делать с оглядкой, исподтишка. Она заново накрасила губы этой яркой помадой, сильнее, чем нужно, давя на тюбик, как будто хотела себя наказать; яростным рывком завязала узел на косынке и полезла в сумочку за темными очками.
– Я переодевалась в туалете на станции, – сказала она. – Как это все отвратительно! Но я не хочу, чтобы кто-то видел, как я отсюда выхожу. Потому что что-то происходит. Я это знаю. И Джордж боится…
Она стояла напротив входной двери и ждала, когда я ее отопру: стройная, элегантная женщина, выглядящая нарочито чудовищно. Мне пришло в голову, что ни одна женщина не стала бы так себя уродовать, не случись у нее беды настолько серьезной, что ей уже не важно, что о ней подумают. А я ничем ей не помог, и самое противное – из-за того, что я слишком долго знал ее совсем с другой стороны. Ведь это она всегда исподволь оказывалась в положении главной, а я с шестнадцати лет только и делал, что почтительно выполнял ее пожелания. Я подумал, что если бы я сегодня заставил ее разрыдаться, а потом пригрел, и обнял, и, может, даже поцеловал, я оказал бы ей куда большую услугу. Но между нами была стена, преодолеть которую было не так-то просто.
– Не надо мне было сюда приходить, – повторила она. – Теперь я это понимаю.
– Так ты хочешь, чтобы я… что-нибудь предпринял?
Ее лицо судорожно исказилось.
– О господи… Ну да, хочу. Но это все ужасно глупо. Я просто обманывалась. Ты ведь, в конце концов, просто жокей… всего лишь жокей!
Я открыл дверь.
– Хотел бы я, чтобы это так и было, – сказал я, как бы между прочим.
Она посмотрела на меня невидящим взглядом, думая уже о том, как поедет обратно, как пойдет в кино, как будет пересказывать фильм Джорджу…