Вторая жена

Бушан Элизабет

— О, Боже мой, я и представить не могла. — она взяла себя в руки — Так. Я отменю машину. Быстрее будет взять такси, я поеду с тобой.

— Что он у нее делает, Гизелла? Что там могло случиться?

— Давай возьмем такси. — она вытащила мобильный телефон, позвонила водителю и коротко с ним переговорила.

Я почти не помню ничего из того, что было дальше, кроме огней светофоров. И еще мотоциклиста, который ехал так близко к нам, что таксист накричал на него.

— Тебе не надо было ехать, — сказала я Гизелле. — В этом нет необходимости.

Гизелла

ни в чем не была уверена.

— Надеюсь, это так, но на всякий случай побуду с тобой. В любом случае, я хотела бы посмотреть на знаменитую Роуз.

— Гизелла, — повторила я, — что Натан делает у Роуз?

Она ответила, не глядя в глаза:

— Наверное, у него есть уважительная причина.

Я смотрела в окно. Натан и Роуз. Прежние времена. Положив руку мне на колено, Гизелла наклонилась вперед и давала указания водителю. Один раз она уточнила дорогу у меня, и я услышала свой голос:

— Перекресток в нижней части улицы, затем направо.

Был ли Натан болен? Он звонил мне утром по дороге на работу. Это был легкий, почти интимный разговор.

— Забыл мои очки.

Я видела, как ты положил их в портфель.

— Точно.

— Что у тебя сегодня?

— Роджер зачем-то хочет видеть меня. Возможно, обсудить нашу резолюцию по Африке, которую мы опубликуем к осени. Как мы можем помогать, не навязывая западные ценности коренному населению. А не просто молиться за неизвестных страдальцев, потому что вмешательство было бы политически некорректно.

Я засмеялась, и сейчас в мчащимся на полной скорости такси я думала с нарастающей тревогой, слышал ли он мой смех?

Конечно, с Натаном не могло случиться ничего плохого. Или могло? Может быть, Натан так стосковался по тому, что любящие и счастливые пары говорят друг другу, что решил поехать к Роуз и сказать ей: «Давай вернемся туда, где мы были»? И от этого порыва ему стало плохо.

Он был бледен в последнее время.

Когда мы подъехали к квартире Роуз с ее сверкающими окнами, Гизелла взяла сумку, а я стала рыться в своей, чтобы расплатиться за такси.

— Думаю, мне надо остаться с тобой, Минти. Вполне вероятно, у Натана шок.

Мои глаза сузились.

— Гизелла, что тебе известно?

Она отвела руку с деньгами:

— Я заплачу.

Входная дверь открылась словно сама собой, на пороге стояла Роуз. Она была белая… белее мела. Я никогда не видела такой странной бледности. У нее на щеках лежали черные полосы. Она перевела взгляд с Гизеллы на меня, потом снова на Гизеллу.

— Хорошо, что вы приехали с Минти.

Я вошла в небольшую прихожую с бело-коричневой плиткой на полу. Мне хотелось здесь побывать, мелькнуло в голове.

— Я должна тебе кое-что сказать, — начала Роуз, направив предупреждающий взгляд на Гизеллу. Она взяла мои руки в свои. Ее прикосновение обжигало. — Минти, давай пройдем и присядем на кухне? Пожалуйста.

Я молчала.

— Где Натан? — Роуз попыталась удержать мои руки и моя тревога усилилась. — Что он здесь делает?

— Пожалуйста, Минти, — повторила Роуз, — давай пройдем и присядем. — Неуклюжая и заикающаяся, она выглядела совсем растерянной. Потом она снова взяла себя в руки. — Проходите на кухню. — она снова посмотрела на Гизеллу — Не могли бы вы мне помочь, пожалуйста.

Я резко закричала:

— Натан ушел от меня? Это так, скажи мне?

Роуз вздрогнула.

— Я пытаюсь объяснить тебе, Минти, но я не знаю, как это сделать.

— Что-то с ним случилось?

— Да, — сказала она и снова завладела моей рукой. Ее пальцы впились в мою ладонь. — Да, случилось.

— Но что же?

— Может быть, Натан жаловался на плохое самочувствие в последнее время?

— Нет… Да. — я не могла успокоиться.

Роуз поманила меня на кухню.

— Мне надо поговорить с тобой, прежде чем… чем… — она смотрела на Гизеллу, словно моля о помощи. — Извините, я не знаю вашего имени, но не могли бы вы уговорить Минти пройти на кухню и сесть?

Я уперлась пятками в пол.

— Просто скажи, Роуз, что это. Ты должна в чем-то признаться? — я вдохнула воздух и высказала первое, что пришло в голову, хотя понимала, что не это сделало ее такой белой и беспомощной. — Вы теперь вместе? — я повернулась к двери гостиной. — он теперь там? Натан, — позвала я. — Натан, ты там?

— Не… не входи. Пока не надо. — Роуз положила обе руки мне на плечи. — Минти, приготовься.

Различные предположения сами собой всплывали у меня в голове. Натан меня бросил. Врач сообщил Натану плохие новости. Натан пришел выяснить отношения с Роуз.

— Что вы с Натаном задумали? — меня испугало открытие, что Натан захотел в первую очередь поделиться новостями именно с Роуз. Я попыталась протиснуться мимо нее, но она дернула меня за руку так сильно, что я вздрогнула.

— Минти, послушай, послушай меня. Мне очень жаль, Натан умер.

Гизелла ахнула. Ошеломленная, растерянная, я покачала головой и ничего не ответила. В конце концов, в голове у меня прояснилось, и я сказала:

— Не говори глупостей, — я говорила спокойно. Мои слова звучали убедительно. — Я недавно говорила с ним. Он спрашивал, где его очки. Он не мог их найти… — руки Гизеллы охватили меня сзади, словно подпирая. Слова упали в тишину, и я подумала: «Мальчики…».

Я не была готова. Натан не предупредил меня, и я не смогла подготовиться к этому моменту. Я не написала список. Привыкайте к этой мысли… Почитайте руководство «Как перенести тяжелую утрату»… Ни один врач не говорил мне: «Мне очень жаль, но…». Натан не сказал: «Минти, мы должны смотреть правде в глаза…».

Живопись и литература в избытке содержали изображения прощальных сцен. Жены в трауре около смертного ложа — не всегда плачущие. Дети у его подножия — плачущие, как правило, одетые в черное родственники в дверном проеме на заднем плане. Эти первые минуты прощания, этот момент, когда душевные струны так напряжены, что малейшее касание порождает звуки невероятной красоты и печали, были так отрепетированы на протяжении веков, что все участники знали свою роль.