Второе дыхание (сборник)

Метлицкая Мария

Матильда стала главной в семье. Больница, врачи, Иза, племянники, внуки, домашние хлопоты, передачи в больницу и, конечно, потерянный и растерянный Мишенька – все было на ней.

– Только бы хватило сил! – шептала она по ночам.

И неумело, своими словами, молилась: выпрашивала у Бога здоровья сестре, душевных сил Мишеньке, благополучия племянникам и терпения и физических сил себе.

Когда забирали Изу из больницы на Каширке, жизнь в доме становилась и вовсе невыносимой. Больная обижалась, капризничала по любому поводу, привередничала в еде. Матильда откликалась на любую просьбу сестры, пусть самую нелепую. Уговаривала себя, что надо держаться.

Летом вывезли Изу на дачу. Поставили кровать под яблоней, и Иза

целый день лежала и дремала. Однажды позвала Матильду, обняла ее и стала просить прощения.

– За что? – изумилась Матильда.

– За все, – усмехнулась Иза. – Ты же знаешь, есть за что.

– Ну, это дела давно минувших дней, стоит ли говорить? Жизнь сложилась так, а не иначе. Да и вообще уже почти прошла, – улыбнулась Матильда.

– Знаешь, мне осталось немного. Не перебивай, я это чувствую. – Иза вздохнула и взяла Матильду за руку. – У меня к тебе просьба. – Она замолчала и долго смотрела перед собой: – Не бросай Мишу. У детей своя жизнь. А он на земле один – ни друзей, ни родни. – Иза опять усмехнулась. – Ну, с друзьями это, положим, я постаралась. Ты же знаешь, как я не любила все это. Дети – эгоисты, все в меня, до отца им не будет никакого дела. А без тебя он пропадет. Да ты это и без меня знаешь.

Сестры долго сидели обнявшись и молчали. В конце августа Изе стало хуже, и ее отвезли на Каширку. А через две недели ее не стало.

После похорон Михаил Борисович почти не выходил из своей комнаты. Есть отказывался, пил только чай. Матильда тихо заходила, ставила поднос с чаем и бутербродами, а он лежал лицом к стене и не поворачивался. На ее робкие вопросы не отвечал. Матильда уходила к себе и плакала. Через месяц вышел на работу. Приходил вечером, молча кивал Матильде, молча съедал оставленный на столе ужин и уходил к себе. Приходили дети и внуки – он смотрел на них с растерянной улыбкой, и казалось, что и они были ему в тягость.

Однажды Матильда постучалась к нему в комнату и сказала, что нужно поговорить: она считает, что им нужно разменять квартиру. Она согласна на любую и в любом районе. Он удивленно посмотрел на нее и признался, что ничего не понимает. Она терпеливо и медленно объяснила, что он еще молодой мужчина и может устроить свою жизнь. А она ему сейчас точно помеха. Он покачал головой и рассмеялся:

– Сбагрить меня хочешь?

– Что ты! – испуганно вскрикнула Матильда. – Как такое тебе могло прийти в голову!

– А тебе? – удивился он. – Мы же семья. Теперь, правда, в таком вот укороченном виде, – сказал он и заплакал.

Матильда обняла его и погладила, как ребенка, по голове.

Ровно в шестьдесят Михаил Борисович ушел на пенсию. Объяснил, что в последние годы абсолютно не видел смысла в своей работе – все пустое и надуманное. По утрам, после завтрака, взяв список, четкими буквами написанный Матильдой, шел в магазин. Матильда тем временем убирала квартиру и готовила обед. Потом они вместе выходили на улицу, если было надо, в поликлинику, в сберкассу или на почту. Два раза в месяц ездили на кладбище к родителям и Изе. Потом возвращались и обедали. А после обеда Михаил Борисович ложился отдыхать, а Матильда смотрела очередной сериал и что-нибудь обязательно вязала – или носки внукам, или шапочки девочкам, или теплый свитер Мишеньке.

На дачу выезжали рано, на первые майские. Михаил Борисович топил печь и убирал участок. Матильда сажала цветы и зелень и хлопотала по хозяйству. Вечером – обязательная часовая прогулка.

Дни текли размеренно и однообразно, а в пятницу начинались настоящие хлопоты. Первыми приезжала Леночка с мальчишками. Оно и понятно – ездили они на электричке, а там хоть куча народу и давка, но зато никаких пробок и можно рассчитать время. Мальчишки, естественно, были голодны как волчата. Матильда кормила их обедом. Потом они убегали в поселок, а Леночка ложилась отдыхать. Потом приезжал Борис с семьей – женой Ксаночкой, дочками Олей и Ларой и Лариным сыном

Данилкой. Матильда опять накрывала стол и кормила всех обедом. Борис от усталости засыпал прямо в кресле за столом. Ксаночка уходила в дом, отдыхать. Что поделаешь – больной человек. Данилка капризничал и плохо ел, а сестры лениво переругивались. Матильда убирала со стола и мыла посуду. Совсем поздно, часам к десяти, а то и позже, на дачу приезжал Герман с очередной молодой женой. Все, отдохнув, просыпались и требовали чаю. А Герман, любитель шашлыка, разводил мангал. И опять, в который раз, накрывался стол, и все садились ужинать.

Матильда валилась с ног и с тревогой смотрела на Мишеньку. Она мерила ему давление, давала вечерние таблетки и уговаривала ложиться спать. Но молодые сидели почти до утра. Все утихали и расходились, когда уже начинало светать. И тогда Матильда засыпала.

А утром – хлопоты почище вчерашних. Просыпаются все в разное время. Долго, не торопясь, обстоятельно завтракают. Варят бесконечный кофе. Спорят, смеются, раздражаются. Наконец, с грехом пополам, все сыты и начинают шумно и суетливо собираться на озеро. Озеро не близко – километров двадцать от дачи. Матильда моет фрукты детям, наливает квас и выдает полотенца и подстилки. Наконец на двух машинах они уезжают. В изнеможении Матильда плюхается в кресло и сидит около часа. Потом с тревогой смотрит на часы – скоро все вернутся, и разумеется, голодные. Опять накрывает на стол, режет хлеб и салат и ставит на огонь картошку.

Все с шумом вытряхиваются из машин, ругаются из-за очереди в душ и наконец усаживаются обедать.

Так проходят суббота и воскресенье. Матильда еле держится на ногах. Собирает в пакеты оставшиеся пироги и зелень с огорода – с собой, в Москву. Все в очередной, двадцать пятый, раз садятся пить «на дорожку» чай. У Михаила Борисовича от шума и суеты поднимается давление. Матильда с тревогой смотрит на него и пытается уложить в кровать. Наконец все целуются и рассаживаются по машинам.

Матильда выходит на улицу и машет им вслед. Все. Слава богу, все. И эти выходные пережили. Она немного стыдится своих мыслей, ведь это все – ее любимая семья, самые родные люди. Просто она очень устала. Очень.

– Возраст, – тяжело вздыхает она и медленно идет к дому.

Она с тревогой, осторожно заглядывает в комнату к Мишеньке, но он дремлет.

Она еще долго, часа два, убирает со стола посуду, разводит в тазу теплую воду с жидким мылом. Перемывает и перетирает все до блеска, подметает. Потом вздыхает: одной метлой тут не обойдешься. Наливает в ведро воды и начинает мыть пол. Потом стелет свежую скатерть, идет на участок и срезает несколько крупных пионов – белых, розовых и темно-бордовых. Ставит их в вазу на стол и с удовольствием оглядывает кухню и террасу. Потом заваривает свежий чай – обязательно с двумя листиками свежей мяты, как любит Михаил Борисович. Мишенька. Потом, еле живая, она присаживается на табуретку, и вдруг ей приходит в голову мысль, что на ужин ничего не осталось, все до крошки подъели. Она идет к холодильнику и достает пачку творога. Через пятнадцать минут готовы свежие, с изюмом, сырники – вдруг Мишенька захочет перекусить с вечерним чаем?

Матильда укутывает миску полотенцем и опять приоткрывает дверь в его комнату. Видит, что он крепко спит. Она тихонько гасит ночник, на цыпочках выходит и осторожно плотно закрывает дверь в его комнату, убирает миску с сырниками в холодильник, наливает себе свежего, только что заваренного чаю, берет в буфете две карамельки и идет к себе в комнату.

Надевает любимую ночнушку – старенькую, вытертую, фланелевую, уютную, ставит чай на тумбочку у кровати и зажигает ночник. Она ложится в постель и с удовольствием вытягивает гудящие опухшие ноги. Потом съедает карамельки и запивает их уже остывшим, но все еще ароматным чаем. Пробует почитать на ночь любимого Бунина, но чувствует, что у нее слипаются глаза. Гасит ночник и закрывает глаза.