Второе Пришествие
Шрифт:
'И зачем я так очевидно соврал', - пронеслось у Михаила в голове, когда они проходили мимо исторического музея.
'Как же меня раздражает его привычка сглаживать углы! Ты же сейчас не на переговорах, а гуляешь с товарищем, к чему эта официальность порой, осведомленность обо всем?' - подумал в это же время Антон, и при этих мыслях заметил весьма изменившийся Мавзолей.
– А вот и демонтаж пошел.
Они повернули свои головы в одну сторону, сторону, куда Антон показывал рукой. Мавзолей был огорожен, а на нем - натянуто некое подобие лесов. Рабочие снимали огромные буквы 'ЛЕНИН'.
– Ура, ура, наконец-то мы окончательно освободились от советского прошлого. Да, живо еще то поколение, но сейчас все начнем уже решать мы, чистые от коммунистического дурмана. Это поколение уже не...
– тут Михаил осекся, поглядывая на товарища, который сразу заулыбался.
– Да - есть еще такие, как... Но это не то! Ты выбрал свои идеи свободно, вот я к чему клоню. Это несколько другое
– Странно, что нет никого, кто предложил бы положить его обратно. Пожил, погулял слегка, теперь пусть и возвращается на привычное место, ан нет. Но, думаю, оно и к лучшему.
Они стояли и смотрели, а потом попятились, и вдруг совершенно случайно Антон почувствовал легкий толчок. Он обернулся и увидел девушку, которая смотрела вроде бы и в сторону мавзолея, но как-то поверх. Это была Дарья... Она тоже почувствовала толчок и повернула голову, увидев Антона, пристально рассматривающего ее. Глаза их встретились. У нее все похолодело, она вдруг почувствовала беспричинный страх, желание тотчас же исчезнуть, раствориться, но опустить глаза значило признать поражение, и она их не отводила. Антон улыбнулся, и теплый душ легкости пробежался по всем конечностям Даши, наполняя каждую косточку спокойствием и жизненной энергией. Она сделала глубокий вдох. Антон продолжал улыбаться, уже несколько глупой и бесконтрольной улыбкой. Ему в тот момент казалось, что стоит планете прекратить вращаться, время остановится, и он все поймет. 'Дайте еще чуть-чуть. Истина - она где-то здесь. Истина - вот там, внутри этих бездонных глаз. Так вот что говорят про шансы, бывающие раз в жизни! Так вот что говорят про первый взгляд! Так вот вообще как все это ощущается', - подумал Антон и вдруг ужаснулся. 'Голос-то задрожит, я и полфразы договорить не успею... Но почему мне кажется, что она меня поймет? Она же родственная натура, она сейчас все поняла... Почему она так покусывает губы? Уже усомнилась?' Михаил, все это время фотографировавший, подошел и потянул друга за руку: 'Пойдем, посмотрим с той стороны'
И, ничего не понимая, не осознавая, что это за сила, Антон пошел, а светлый образ девушки, в одиночестве замершей посреди площади, покачнулся и растворился.
'Да сколько таких было - в метро, автобусах, - думал он позже.
– Одной в метро я даже записку хотел оставить, помнится, было и такое. Забыли и проехали'. И он забыл и проехал, и продолжали они разговаривать с Михаилом, и ничего Антон ему не сказал. Однако придя домой, он почувствовал настолько сильную щемящую боль в сердце, с которой не могла сравниться ни одна из юношеских депрессий.
'Вот. А я внушаю себе, что повзрослел, и все это осталось там, позади. И что теперь я стал уверен в себе, и подобные вещи воспринимаю спокойно. И ужасно, ужасно, что я забуду о ней спустя день, два, да сколько угодно. Забуду! И тоска уйдет. Но куда она уходит? Из меня или глубже вовнутрь, что я ее не осязаю? Можно тогда сколь угодно долго закрывать ее крышкой из каждодневных мирских дел, можно думать о работе. Да. Можно даже стать отъявленным карьеристом, что очень желает мне Миша, думать много, очень много. И делать, делать дела. Можно найти очередную... И все будет одинаково, все слова, все движения, просто вопрос, как глубже зайдет и как скоро закончится. Эх, найти бы незнакомку! Как же она прекрасна. У нее взгляд... словно она уже знает что-то, чего не знаю я. Можно ли вообще по взгляду что-то понять? Хах, в детстве я боялся, что если я воображаю нечто, то по отражению в зрачках это можно увидеть. Абсурдно, согласен. Но у нее в глазах я увидел жизнь. Я увидел весь мир, какой он есть. Этот мир реален, он существует...' Полтора часа рылся он по закоулкам соцсети, но, имея плюс ко всему слабую память на лица, найти прекрасную незнакомку было делом затруднительным. И проще оказалось забыть ее...
Когда Михаил коварно увел Антона из-под носа у Даши, она даже обрадовалась. Она успокоилась и почувствовала небывалую свободу. 'А он милый', - пронеслась мысль и тут же исчезла. Она пошла и села на лавочку. Хотелось гадать на ромашке. Подсел какой-то парень, и затянул глупую песню: 'Девушка, Вы сегодня особенно прекрасны, солнце садится, но это не страшно, ведь Вы мое солнце, еще более прекрасное! Куда же Вы?' Парень попытался встать, но Даша посмотрела на него с таким сильным пренебрежением, что он понял, что абсолютно любая фраза в данной ситуации будет глупой, и так и остался сидеть с раскрытым ртом.
Солнце село окончательно, часы на башне пробили привычным звоном. Даша шла медленно, плавая в своих мыслях, и в один миг чувство свободы пало. 'Как я одинока! Как хочется прижаться к кому-то, отдаться, расплакаться в чье-то плечо! Почему я не говорю себе об этом? Почему я боюсь говорить себе об этом? Что же опасного в этих мыслях, что же в них противоестественного? Кто я такая? Почему меня не влекут мирские забавы, не влекут эти красивые слова? Можно себе внушить, что парень с лавки коварен, он мечтает лишь о плохом, хочет причинить мне боль, даже так. Но с чего я это думаю? Он может быть и благороден, но немного глуп. Он мог растеряться и начать так говорить. И доколе отнекиваться? Была ли готова я тогда
Эпилог
Мавзолей был закрыт на реконструкцию и в течение трех лет простоял, затянутый в леса. В один прекрасный день он был скоропалительно снесен, и, наконец, на его месте торжественно была открыта и освящена деревянная часовня. Думается, по-прежнему лежавший рядом бывший семинарист Сталин одобрил бы подобное соседство.
В день открытия часовни Компотов в своей передаче объяснил, что Ленин все-таки был фейковым. Более того, он привел в пример свой первый эфир, посвященный оживлению Ленина, где доказывалось, что подобная операция невозможна. Он привел этот пример с мыслью 'мы предсказали это первые'. Далее он объявил, что в тот же вечер в эфир выйдет специальное журналистское расследование, которое обнаружило доказательства подделки всех экспертиз на подлинность. И почерковедческие экспертизы, и анализы ДНК - все было сфабриковано, в чем и признавались в интервью люди, эти махинации совершавшие. 'Я очень боюсь за свою жизнь, но сейчас, спустя три года, я понял, что не могу молчать', - так начал свою речь первый из них, сидя в темной комнате спиной к камере. Да, подмена спонсировалась американским Госдепом, который, проведя Ленина во власть, намеривался все же продавить неугодную Россию и разрушить ее благоденствие уже проверенным методом. Упомянули и Фогельштейна, который оказался пешкой в кровавой игре и был устранен как слишком много знавший.
'Мы и сами поверили в это, - с горечью признавал Компотов.
– Но российский народ не обманешь! Российский народ все равно проголосовал за самого достойного кандидата!' - резюмировал он.
Как мы помним, при расследовании убийства Ленина благодаря внимательности Егора удалось задержать одного из исполнителей преступления. Не спасли уловки с париками от ареста и второго подозреваемого. Правда, в различных альтернативных источниках распространялись теории о том, что поймали не тех, а настоящие убийцы гуляют на свободе; что они были чекистами, выполнявшими политический заказ и так далее. В пользу подобных теорий говорили и слухи о тайном награждении двух российских военных, якобы 'случайно' оказавшихся на демонстрации во время первого выступления Ленина. Был взят под стражу и заказчик преступления. Это был крайне увлекательный персонаж; человек немолодой, он уже имел богатое тюремное прошлое. Проведя суммарно большую часть жизни за решеткой, он прямо-таки напоминал старика Фунта, который всю жизнь сидел за других. Наверное, он мог бы с чистой совестью заявить: 'Я сидел при развитом социализме, сидел в эпоху пышных похорон, при перестройке тоже сидел. А уж как я сидел в лихие девяностые!' Но пришлось ему посидеть и в эпоху Тупина. Хотя многие комментаторы также считали его к делу Ленина непричастным. Дело расследовалось медленно, и по прошествии трех лет приговор так и не был вынесен ни одному из подозреваемых...
...Тьма накрыла Москву, на покрытом тучами небе не было ни луны, ни звезд. Начиналась жуткая гроза, молнии летали по небу, отражаясь в огнях огромного никогда не спящего города и смешиваясь с ними. Треск от грома раскатывался с севера на юг, теряясь в гудках автомобилей, стоящих в заторах и глубокой отчаянной ночью. Виктор Тупин сидел в Кремле, вспоминая, как он двадцать лет назад впервые вошел сюда как хозяин... Он отложил свои бумаги, и решил отвлечься от ставшей давным-давно рутинной и не вдохновлявшей работы и подошел к окну. Молнии прыгали вдалеке, разрезая небо острыми швами. 'Не хочу... Не хочу выходить, - шептал он, - но ведь придется... Ха! Тяжела судьба-судьбинушка! За что мне все это? Почему так жутко? Откуда нахлынуло это чувство? Не было его ведь никогда? Почему мне кажется, что сейчас отворятся двери и придут меня арестовывать?' Он прошелся по кабинету взад-вперед, продергав дверь за ручку: она была заперта. Он посидел немного, вновь глядя на бумаги, но не видя их, потом встал и опять подошел к окну. 'Но ведь меня не за что арестовывать! Кто? Все люди здесь мои, все проверенные! Почему же страх так настойчив? Он словно хочет мне что-то сообщить, но я не могу понять его, будто он сообщает мне это на своем языке, не понятном для меня'. Он в очередной раз отошел от окна и повторно прошелся по комнате взад-вперед. 'Собраться и сосредоточиться! Неужто впервые в жизни идут проявления малодушия? Гнать их в шею надо! Долой! Я сильный! У меня все получится! Да! А теперь улыбнуться!'