Второго Рима день последний
Шрифт:
И вдруг, словно божественное дыхание прошелестело в небесах. Случилось чудо. Ветер изменил направление. Опять наполнились тяжёлые мокрые паруса, и христианские корабли быстрее заскользили к портовому запору.
В последнюю минуту турецкий адмирал приказал отрубить нос своей галеры, так что только острога осталась торчать в тяжёлом дубовом брюхе христианского корабля. Смирившись с неудачей, турецкая галера развернулась и отошла, а из её шпигатов хлестала кровь. Словно прихрамывая, с поломанными вёслами в клубах дыма от трудногасимого греческого огня, остальные турецкие корабли уходили вслед за своим флагманом. Протяжный триумфальный рёв люда Константинополя потряс небеса.
Я не очень разбираюсь в чудесах, но то, что ветер в решающее мгновение изменил направление – настоящее чудо. В этом было что-то сверхъестественное, что-то, чего не может постичь человеческий разум. Всеобщую радость не могли пригасить ужасные стоны раненых и хриплые проклятия моряков, которые обессиленными голосами взывали в сторону порта, требуя отворить им запор. Расцепить большую цепь – трудное и небезопасное дело. Только когда турецкие корабли исчезли в Босфоре, Алоис Диего приказал открыть запор. Четыре корабля, покачиваясь, вошли в порт и дали салют в честь кесаря.
В тот же день, ближе к вечеру, команды с хоругвями и командирами во главе, в сопровождении радостных толп, промаршировали через весь город к монастырю Хора, чтобы поблагодарить Константинопольскую Панагию за спасение. Все раненые, которые могли ходить, приняли участие в этом шествии. Некоторые тяжелораненые, попросили принести их в храм на носилках, надеясь на чудесное исцеление. Так благодарили и славили латиняне греческую Непорочную Деву, а в глаза им сияла ослепительным блеском золотая мозаика церкви монастыря Хора.
Но для наиболее здравомыслящих граждан города радость и надежда скоро померкли, когда они поняли, что эти три генуэзских корабля вовсе не авангард объединённого христианского флота, а просто суда с грузом оружия, которое кесарь ещё осенью купил и оплатил. Нападение на них султана было очевидным нарушением нейтралитета, ведь корабли шли в Пера. Капитаны организовали отпор только потому, что их груз был военной контрабандой, и они боялись потерять корабли. Теперь, достигнув порта назначения, они и их судовладельцы стали богатыми людьми. Другой вопрос, смогут ли капитаны сохранить своё богатство и корабли, ссылаясь на нейтралитет Пера.
Прошло время любви и наслаждений. Я вынужден был вернуться на свой пост в Блахерны и показаться Джустиниани. На прощание я поцеловал молодую жену и запретил ей выходить в город, чтобы её не узнали. А мои мысли были уже далеко. Я приказал Мануэлю повиноваться ей и пообещал прийти домой, как только появится такая возможность.
У ворот святого Романа не только наружная, но и внутренняя стена повреждена пушечным огнём. Как только начинает темнеть, для укрепления наружной стены нескончаемым потоком несут балки, землю, вязанки хвороста. Любой может выйти через внутреннюю стену к наружной, но вернуться в город сложнее. Джустиниани выставил посты, которые задерживают тех, кто хочет вернуться и заставляют всех посетителей отработать одну ночь. Латиняне Джустиниани измучены постоянными бомбардировками, не прекращающимися круглые сутки, и непрерывными атаками неприятеля на выломы, во время которых турки стремятся помешать ремонту стен. Большинство обороняющихся не снимали доспехи много дней.
Я описал Джустиниани морскую битву так, как видел её собственными глазами и сказал:
– Венециане в бешенстве из-за победы генуэзцев на море. Ведь их собственные корабли пока не добились никакой славы, стоя возле запора и прячась от каменных ядер из бомбард султана.
– Победа,– нахмурился Джустиниани. – Единственной победой является то, что мы сопротивляемся уже около двух недель. Приход этих кораблей – наше самое крупное поражение. До сих пор мы, по крайней мере, могли надеяться, что собранный Папой флот крестоносцев вовремя подоспеет нам на помощь. Теперь мы знаем, что Греческое море пусто, и нет никакого флота даже в итальянских портах. Христианский мир бросил нас на произвол судьбы.
Я возразил:
– Такая экспедиция должна оставаться в тайне до конца.
Он ответил:
– Ерунда. Невозможно снарядить достаточно большой флот, чтобы до генуэзских моряков не дошли, по крайней мере, какие-либо слухи.– Он глянул на меня грозным взглядом своих бычьих глаз и спросил:
– Где ты был? Целые сутки тебя никто в Блахернах не видел.
– День был спокойный, и я устраивал свои личные дела. Или ты мне уже не доверяешь?
В его словах звучало обвинение:
– Ты под моим началом и я должен знать, чем ты занят….– Внезапно, он приблизил своё лицо к моему, щёки его побагровели, а в глазах появился зелёный огонь. Он взорвался: – Тебя видели в турецком стане.
– Ты с ума сошёл?! – воскликнул я. – Это бессовестная ложь. Просто кому-то понадобилась моя голова. Да и как я мог побывать там и вернуться?
– Каждую ночь снуют люди между Константинополем и Пера, а тамошняя стража – это бедные люди и не откажутся от дополнительного заработка. Ты думаешь, я не знаю, что происходит у султана? У меня там есть глаза, как и у султана есть глаза здесь.
– Джустиниани,– сказал я, – Ты должен мне верить ради наших дружеских отношений. Вчера был спокойный день, и я женился на греческой женщине. Но, ради бога, пусть это останется между нами, иначе я её потеряю.
Он рассмеялся громовым смехом и ударил меня своей широченной лапой по плечу как прежде.
– Никогда не слышал ничего подобного,– сказал он. – Ты считаешь, что сейчас самое время подумать о создании семьи?
Он мне верит. Может, ему просто захотелось меня попугать, чтобы выяснить, чем я занят, когда он меня не видит. Но на сердце мне легла тяжесть и дурное предчувствие. Всю ночь в турецком стане загорались новые костры, а большие орудия, которые раньше довольствовались одним выстрелом за ночь, сейчас стреляли каждые два часа.
21 апреля 1453.
Адский огонь. Ночью турки установили новые пушки и усилили батареи. Их новая тактика – не целиться всё время в одну и ту же точку – уже принесла первый успех. После полудня свлилась одна из башен большой стены возле ворот святого Романа, потянув за собой значительный участок стены. Вылом образовался впечатляющий. Если бы турки имели наготове достаточные для штурма силы, они могли ворваться в голод. От наружной стены в этом месте осталась только временная палисада, которую приходится восстанавливать каждую ночь. Но, к счастью, турки довольствовались атаками местного значения несколькими сотнями людей на различные участки стены. Они уже не успевают собирать убитых. Много трупов лежит под наружной стеной и там, где оползень разрушил берег рва. Смрад отравляет воздух.