Второй медовый месяц
Шрифт:
— Мы и дальше можем спать на разных сторонах нашей кровати, — он отбросил последнюю декоративную подушечку и положил посередине кровати большую подушку, — а когда я вернусь, маленькие недоразумения между нами уже отойдут в прошлое и все пойдет по-старому.
— Нет, — твердо сказала Джина. Единственным выходом для нее теперь были активные действия, если только уже не слишком поздно. Я не верю, что уже слишком поздно! И не позволю поверить в это Рейду, безмолвно кричала она. — Эту кровать вывезут отсюда завтра же, — решительно сказала она. — Какой будет наша новая кровать?
Рейд покачал головой, словно совсем не понимал, что она говорит.
— Ради Бога! Разве дело только в размере кровати? Дело в том, как она используется. Зачем ты настаиваешь? — сердито воскликнул он.
— Потому что ты не прав! Ты ужасно, ужасно не прав!
— Я не прав?
Похоже, он снова пришел в ярость, но Джина уже не могла отступать.
— Да, не прав. Я пришла сегодня к тебе, чтобы ты понял, что я хочу быть к тебе ближе. Я хотела дать…
— Дать! — передразнил Рейд. Его глаза блестели от гнева на нее за то, что она не соглашалась принять его предложение — честное предложение. Его грудь высоко вздымалась от тяжелого дыхания. — Это ты называешь «дать».
— Да, называю. Я подумала о том, как могу дать тебе удовольствие, — с горячностью защищалась Джина. — Как дать тебе почувствовать себя хорошо, а не так, как прошлым вечером.
— Для этого ты и приложила все эти невероятные усилия, — он сделал такой глубокий вдох, словно для того, чтобы не взорваться, ему требовалось огромное количество кислорода, — и когда ты не получила желаемого ответа, то вернулась к своим эгоистическим соображениям и махинациям у меня за спиной, ничуть не интересуясь, как на это посмотрю я. — И с едкой нескрываемой желчью добавил: — Да, отличный способ доставить удовольствие.
Джина не хотела глотать обвинения. Возможно, у него были причины злиться, но и он повинен в случившемся.
— Ты меня совсем не слушал. Рейд. По крайней мере я заставила тебя выслушать. Может быть, ты даже услышал, что я тебе говорила.
Он, сколько ни сдерживался, наконец Рейд сдернул покрывало с кровати.
— Слова ничего не стоят, — рявкнул он, отбрасывая преграду в виде подушки, которую сам соорудил. — Даже розы ничего не стоят, когда у тебя денег куры не клюют. И обещания не стоят ничего, когда нет доверия.
Рейд выпрямился и встал, уперев руки в бока и глядя ей в глаза.
— Если я так не прав, докажи мне это! Дай мне почувствовать вкус того самого второго медового месяца, о котором ты пела песни Лиз Коупленд за моей спиной. Покажи, что я потерял, не приняв твоего предложения сегодня днем. За что теперь и расплачиваюсь!
Злость и гнев в его голосе повергли Джину в шок. Ее мозг вопил: Вот твой шанс! Смелее! Докажи ему! Но ее тело одеревенело. Казалось, что ее ноги разучились ходить. Ей необходимо было поощрение, тепло, одобрение… чувство, что ее любят.
— Давай же. Джина, — ядовито сказал Рейд. — Разве ты не хочешь проверить, не остался ли на мне запах духов Пейдж Колдер?
От этих слов она будто бы очнулась. Внутри ее словно вырвался наружу огонь, до того запертый. Теперь она не испугалась бы даже разъяренного быка.
— Что
Рейд мягко, поощрительно засмеялся.
Джина заставила его замолчать.
Она схватила мужа за рубашку и распахнула ее, причем пуговицы полетели в разные стороны. Просунув колено между его ног, она хотела уже сделать провоцирующее движение и взялась за застежку брюк, но Рейд ее не так понял.
— О, нет, не нужно, — усмехнулся он, твердо беря ее за плечи, и через секунду она уже летела на кровать. Он упал сверху, и теперь его колено протиснулось между ее ног. — Ты хочешь поиграть в шлюху, так я тебя поддержу, — пообещал он.
Джина, теряя голову, вцепилась в плечи Рейда и заставила его отпустить руки. С невероятной силой она вывернулась из-под него и села верхом. Хлопнув мужа по груди, выпалила:
— Пусть так!
Рейд взял ее за запястья, готовый сжать их сильнее.
— Я не считаю насилие средством достижения удовольствия, — прорычал он.
— Я тоже. Может быть, ты наконец перестанешь видеть в моих поступках только ошибки? И подозревать самое худшее?
— А колено?
— У меня не три руки. Как я должна, потвоему, ласкать и раздевать тебя одновременно? — с жаром возразила она.
На его лице расплылась медленная улыбка.
— Ну, раз уж ты теперь сидишь на мне сверху, я сам позабочусь о том, чтобы раздеться, — глухо сказал он. — А ты могла бы тем временем расстегнуть пуговицы на своем платье, чтобы меня возбудить зрелищем того, что находится под ним, — его глаза блеснули, — если, конечно, ты того хочешь.
В него словно дьявол вселился.
Эта мысль подстегнула Джину. Желание подыграть ему и превратиться в порочную женщину прогнало прочь всю злость. У нее есть разрешение. У нее есть поощрение. Она теперь может делать все, что хочет. Терять ей нечего, но зато сколько она может завоевать! Эта перспектива смела с пути все преграды.
— Тогда отпусти мои руки. Рейд, — довольно улыбнувшись, ласково сказала Джина. Она ощутила невероятный подъем. И полностью владела собой.
Он отпустил ее руки, но Джина все равно чувствовала оставшееся напряжение, готовность Рейда немедленно перехватить инициативу, как только она сделает что-то не так. Он все еще ей не доверял. Джина отлично чувствовала, что он следит за ее действиями. Но, несмотря на это, у нее есть великолепный шанс, и к тому же ее подбадривало воспоминание о том, чему она научилась прошлой ночью.
Конечно, сегодня она не станет вести себя как примерная девочка, сегодня нет места чопорной скромности. В мозгу Джины мелькали смелые картины, жаркие и сконцентрированные исключительно на сексуальности. Ее откровенные действия не дадут ни малейшей возможности вернуться его сомнениям или попыткам уклониться от вызова, не говоря уже о циничном недоверчивом выражении лица.
Она уперлась коленями в кровать, наклонилась вперед и, дразня его взглядом, принялась расстегивать пуговицы на платье — ярком, непривычном для нее платье, благодаря которому ей удалось привлечь внимание Рейда.