Второй пояс. Откровения советника
Шрифт:
– Вот вы, мушавер, спрашиваете, зачем таким людям, как тот же Нур-Мохамад-Нур, нужно, чтобы боевые действия в зоне расположения этих постов прекратились как можно быстрее. Я правильно понял ваш вопрос?
Я кивнул головой.
– Хорошо, – продолжил генерал. – В таком случае, известно ли вам, кому именно принадлежит земля, на которой мы сейчас находимся?
– Думаю, что формально – государству, а если реально, то выжившим землевладельцам, которые сейчас живут в Пакистане и в странах Запада.
Суразоволь рассмеялся.
– И это говорит мне советник царандоя. Ваше сознание находится под влиянием лживой парчамистской пропаганды. Видимо, перед тем как отправлять вас сюда, в Афганистан, ваши партийные деятели и наши мудаки из НДПА, такие как Бабрак Кармаль, вбили вам в голову эту пропагандистскую чепуху. Не верьте никому. Это все ложь.
Да, действительно, большинство владельцев этих земельных наделов до Саура были зажиточными людьми
– И чарзом с опием тоже, – едва ли не машинально вклинился я со своими комментариями в рассуждения генерала.
Лучше бы я не лез со своим языком и не прерывал его речь.
Суразоволь зло зыркнул в мою сторону, после чего членораздельно, словно выдавливая из себя каждое слово, произнес:
– В том, что наркотрафик в Афганистане принял такие угрожающие размеры, не последнюю роль сыграла именно эта война, захлестнувшая всю нашу страну. С этой заразой при короле расправлялись довольно жестоко. У землевладельцев, на чьих землях дехкане выращивали опий, отбирали всю собственность и пускали их по миру. А тех, кто непосредственно занимался выращиванием мака и конопли, наказывали жесточайшим образом. Дехкане боялись даже думать о том, как на наркотиках делать деньги. А что происходит сейчас? Все плодородные земли Афганистана загажены этой дрянью, и государственным чиновникам до этого нет совсем никакого дела. Более того, могу с полной ответственностью констатировать, что как раз наоборот, эти самые чиновники, пользуясь моментом, подталкивают людей на то, чтобы они бросали выращивание овощей и фруктов и полностью переходили на выращивание опийного мака.
Что-то я не совсем понял генерала. Как это так может быть, чтобы госвласть была в этом заинтересована? Что-то не то говорит сейчас Суразоволь. Ведь тот же царандой как силовой орган этой самой государственной власти как раз и призван бороться с наркотрафиком.
Помня о том, как генерал отреагировал на мою предыдущую реплику, на всякий случай не стал вступать с ним в полемику. А он тем временем продолжал:
– Самой большой ошибкой, какую допустила НДПА, была национализация земли. Земля фактически осталась без хозяина. Не стало людей, которые были бы ответственны перед Аллахом за ее разумное использование. Убив этих людей, государство не дало ничего взамен. А дехканином нужно руководить постоянно. Он должен точно знать, чем в новом году нужно засеивать земли. Мало вырастить урожай, его еще нужно сберечь и, продав на рынке, заработать потом деньги. А когда вся страна превратилась в один пылающий костер, когда разорвалась связь не только между провинциями, но и самих провинций с Кабулом, когда торговля стала вестись в основном в масштабах одной, конкретно взятой провинции и даже улусвали, труд дехканина стал грошовым. Ваш Советский Союз тоже прошел через эту стадию, и, хотя у вас несколько десятилетий уже нет никаких войн, отношение к труду крестьян точно такое же. В свое время я изучал вашу историю и знаю, сколько вы наделали ошибок в своей собственной стране. А теперь эти самые ошибки вы экспортируете нам. У вас, в Советском Союзе, после революции семнадцатого года почти никогда не было рыночных отношений. Наше же сельское хозяйство уже давно стояло на рельсах рыночной экономики. Пусть эта рыночная экономика не такая, как в развитых западных странах, пусть это будет ее афганским вариантом. Но тем не менее все это было. И вот, в одночасье, своими собственными руками мы все это порушили. А там, где нам это плохо удавалось, на помощь пришли вы – шурави.
Тут я был в корне не согласен с генералом. Если следовать его логике, то во всех бедах, связанных с развалом сельской экономики Афганистана, он винил ту самую госвласть, которой верой и правдой служит сам, а также введенные в Афганистан советские войска. Таких намеков я не мог стерпеть.
– Извините, рафик генерал. Так вы, как я сейчас понял, на полном серьезе считаете, что СССР и его вооруженные силы способствовали развалу сельского хозяйства в Афганистане и своими действиями подтолкнули крестьян на то, чтобы они вместо выращивания сельскохозяйственной продукции стали в массовом порядке производить «дурь»? Я не могу с вами полностью согласиться и даже готов поспорить, что это совсем не так.
Но, по всей видимости, у генерала не было никакого желания спорить со мной. Совершенно не обращая никакого внимания на мои слова, он продолжал развивать свои мысли:
– Мне довольно-таки часто приходится участвовать в заседаниях кабинета министров, и я не понаслышке знаю о тех проблемах, о которых сейчас говорю. Не далее как три дня тому назад премьер-министр Кештманд на заседании правительства выразил свою обеспокоенность тем, что планируемый вывод из Афганистана советских войск и проводимые в связи с этим мероприятия могут негативно сказаться на всей сельскохозяйственной отрасли страны и результатах сбора урожая в текущем году.
От этих слов генерала я вообще офигел. Каким боком вывод наших войск может повлиять на результативность деятельности сельскохозяйственной отрасли Афганистана? Не бредит ли он? Буквально только что он сетовал на то, что советские войска мешают афганцам выращивать свои урожаи, и тут же заявляет, что вывод наших войск негативно скажется на урожайности. Вообще нет никакой логики в его суждениях. Совсем рафик заговорился.
А генерал тем временем, словно прочитав мои мысли, продолжил:
– Простые арифметические подсчеты показывают, что для того, чтобы вырастить тот же виноград и приготовить из него кишмиш, у дехканина уходит не меньше полгода. С одного гектара в чистом виде получается около полтонны кишмиша. С учетом того, что его стоимость на рынке составляет не больше пятидесяти афгани за килограмм, выходит двадцать пять тысяч афгани. А теперь посмотрим, что происходит, когда дехканин выращивает опийный мак. С того же самого гектара он получает не менее десяти килограммов терьяка. А грамм терьяка даже у нас в Афганистане никогда не был дешевле десяти афгани за грамм. Умножаем и получаем сумму – сто тысяч афгани. Разница получается как минимум четырехкратная. А если учесть, что срок вызревания мака до того момента, когда с него начинают собирать «молочко», составляет всего три месяца, получается, что затраты времени на его выращивание у дехканина сокращаются почти в два раза. Как думаешь, рафик мушавер, что выгоднее выращивать дехканину?
– Козе понятно, что мак выращивать выгоднее, – ответил я, так и не уразумев до конца, к чему ведет разговор генерал.
– Ага, значит, я доходчиво пока объясняю. Пойдем дальше. Где в Кандагарской провинции дехкане выращивают свой урожай? Конечно же, в той местности, которую все называют «зеленкой». Именно там, где чаще всего происходят боестолкновения с моджахедами, именно там, где чаще всего бомбит советская и афганская авиация, где наши и ваши военнослужащие проводят войсковые операции. А теперь рассмотрим психологию дехканина. Я пока говорю дехканина, а не душмана. Не имеет значения, от кого он получил землю, – от чиновника госвласти или от сбежавшего в Пакистан землевладельца. Приходит время, и он обязан рассчитаться за аренду земли. Проще говоря, он должен выплатить определенную сумму за то, что использовал эту землю. Если он этого не сделает, то существует очень много способов, как выбить из него эти деньги. Расскажу только об одной такой ситуации. Оставшись без урожая, погибшего в огне при очередной бомбежке авиацией шурави, дехканин задумывается, как ему жить дальше. Есть вариант: отдать в рабство к «хозяину» своего сына, а еще лучше дочь. Но это возможно только в том случае, если они у него есть, а также если на это согласится сам «хозяин». Как правило, землевладельцы требуют от дехкан живые деньги. Что ему остается делать? Он идет к командиру отряда моджахедов и покупает у него противотанковую мину. Если они договорятся между собой, то мину можно взять в долг. Потом эту мину дехканин ночью закапывает на дороге и ждет. Нашли на следующий день эту мину саперы, значит, не задался у него этот бизнес. Подорвался на мине танк или БТР, дехканин бежит к командиру и получает от него деньги.
Что получается? И дехканин при деньгах, и командир моджахедов ставит себе «галочку» за якобы проведенную его отрядом операцию по уничтожению танка. Ясное дело, что в своем Исламском комитете за это дело он получает намного больше денег, чем тот дехканин, который устанавливал ту самую мину.
А теперь я подошел к самому главному. В данный момент мы находимся в центре зеленой зоны, а точнее сказать, в самой гуще виноградников. Девять царандоевских постов, располагающихся на участке протяженностью почти в пятнадцать километров, будут контролировать вокруг себя территорию глубиной до трех километров в обе стороны. Если переложить опять же в цифры, получается, что на территории почти в тысячу гектаров ни один дехканин уже не сможет нормально работать. Если на этом земельном участке выращивался опийный мак, потери составят не менее двухсот миллионов афгани, или больше десяти миллионов долларов. Ну как, впечатляют эти цифры?
Я только кивнул головой, а генерал тем временем продолжал:
– Что должен предпринять хозяин земли или командир бандформирования, контролирующий данную территорию? Он должен сделать все, чтобы этих постов там не было. Я не хочу быть пророком, но думаю, что месяца через два, когда в провинции начнутся посевные работы, этих постов уже не будет. А если они и сохранятся до того времени, то окажутся в жесточайшей блокаде. Моджахеды просто-напросто перекроют все дороги между постами, и, чтобы до них добраться, придется проводить войсковую операцию, которая по масштабам будет равной той, что ведется сейчас. Может, я не прав?