Второй шанс — 2
Шрифт:
— Ты один? — спрашивает она.
— Да, все на работе.
— А что у тебя с голосом?
— Ломается… Мужчиной, похоже, становлюсь, — хмыкаю я.
— А-а-а, понятно, — наконец-то выдавливает она из себя подобие улыбки. — А я принесла тебе домашние задания. Здесь по русскому и литературе, а ниже задания по другим предметам.
Она вручает мне вырванный из ученической тетради лист, исписанный разными почерками.
— А что ж вы сами пришли? — спрашиваю. — Могли бы кого-нибудь из ребят заслать.
— Мне не трудно, да и надо же посмотреть, как живут мои ученики.
— Пока скромно,
— Чайку? — переспрашивает она и пожимает плечами. — А почему бы и нет?
Я иду на кухню, ставлю чайник, решая про себя дилемму, одеться мне по-человечески в костюм сборной РСФСР или продолжать щеголять в том, что сейчас на мне? Так и не придя к какой-то чёткому выводу, прямо спрашиваю гостью:
— Вера Васильевна, вас не смущает мой… хм… наряд? Может, мне надеть что-нибудь поприличнее?
— Максим, всё нормально, не переживай… Как, кстати, обстоят дела с твоей книгой?
— Неплохо обстоят, первые главы должны напечатать в мартовском номере «Юности».
— Ого! С удовольствием почитаю. А над чем сейчас работаешь?
— Да вон, — киваю на печатную машинку с заправленным в неё листом бумаги, — продолжение пишу. На этот раз о похождениях главного героя предыдущей книги в лесах Западной Украины, кишащих бандеровскими недобитками.
Мы замолкаем, в воздухе повисает неловкая пауза, которую Верочка нарушает где-то полминуты спустя.
— А твоё ребро как?
— Если сильно не тревожить, то практически не чувствуется. А так в общем, лёгкий дискомфорт, конечно, присутствует… О, закипел, кажется. Вам покрепче? Сколько сахару? Варенье есть… Ну, я на стол поставлю, а дальше как сами хотите, не стесняйтесь. Могу сыр с колбасой порезать. Нет? Ну варенье с печеньками всё равно оставлю.
Пьём чай, я смотрю, как она держит чашку, обхватив пальцами с аккуратным, неброским маникюром, и вижу, что Верочка снова погружена в свои мысли. Не выдерживаю, спрашиваю:
— Вера Васильевна, что у вас случилось? Вроде у всех новогоднее настроение, а вы какая-то задумчивая. Даже, я бы сказал, грустная.
— Что, сильно заметно?
Она часто-часто моргает, как будто собирается расплакаться, но всё же справляется со своими эмоциями.
— Да уж заметно, — говорю я, жалея, что вообще задал этот глупый и бестактный вопрос.
— Это ничего, это у меня… У меня некоторые проблемы личного характера.
— С женихом повздорили?
Да вот же блин, ну почему у меня всегда так — сначала говорю, а потом думаю! Стоило мне спросить, как из глаз Верочки полились слёзы. На этот раз она уже не сдержалась, сидела, хлюпая носом, и размазывала платком тушь вокруг глаз. В моей жизни, ясное дело, встречались и плачущие женщины, и к каждой нужен был свой подход.
— Вот, выпейте!
Я протянул ей стакан с набранной из-под крана водой.
— Спасибо, — продолжая всхлипывать, произнесла Верочка.
Пока она пила, её зубки мелко стучали о край стакана — руки ещё подрагивали. Я сидел рядом, не зная, что ещё можно предпринять. А потом моя рука как-то сама по себе обняла Веру, и её голова оказалась у меня на груди. Она и не думала как-то сопротивляться, напротив, мне как мне показалось, с готовностью прижалась ко мне.
— Всё будет хорошо, — тихо говорил я, поглаживая волосы уже переставшей всхлипывать учительницы. — Ну, поругались, ну с кем не бывает, обычное дело, все люди периодически ссорятся, а потом мирятся, вот увидишь, он ещё будет у тебя просить прощения. А в качестве извинения преподнесёт огромный букет цветов. Ты какие любишь? Розы, астры, лилии? Или полевые ромашки?
Как-то само собой получилось, что я перешёл с ней на «ты», но Верочка этого, казалось, даже не заметила.
— Какие розы, он к другой ушёл, — прошептала она полным безысходности голосом. — Сделал мне подарок на Новый год… Я вчера весь день проплакала. Думала, вроде как успокоилась, приняла как данность, а сейчас вот снова.
Она вновь было всхлипнула, и я снова провёл пальцами по её волосам.
— Ну будет уже, будет… Ситуация, прямо скажем, грустная. Хотя, честно скажу, даже не представляю, как такую девушку можно бросить. Да будь я лет на пять хотя бы постарше — приударил бы только так. Вот ей-богу!
Верочка отлипла от моей груди и посмотрела мне в глаза.
— Максим… Ну что ты такое говоришь, ты же мой ученик.
— Так я ведь гипотетически! Можно же помечтать, — улыбнулся я с совершенно невинным видом, старясь ободрить Веру.
— Если гипотетически, то и я могла бы влюбиться в тебя, — теперь и на её лице проступила лёгкая улыбка. — Ты вон какой, везде успеваешь: и песни сочиняешь отличные, и книги пишешь, и в боксе первые места занимаешь. Да и сам довольно симпатичный молодой человек, а по виду тебе можно и все семнадцать дать.
Вот же ёлки-палки, а ведь возбуждаюсь. Чувствую, как мой боевой товарищ вытягивается по стойке «смирно», и ничего не могу с этим поделать. Невольно краснею, а Вера тем временем, чуть касаясь кожи, проводит кончикам пальцев по моей щеке, снизу вверх, и я, сам того не желая, лащусь к ней, как кот ластится к руке хозяйки, разве что не мурлычу. Да что же это такое происходит?! Эй, кто-нибудь — остановите же нас! А её пальцы уже касаются моих губ, и я раздвигаю их, обнажая зубы, которыми легко покусываю первую фалангу её указательного пальца. Теперь улыбка на лице Веры становится какой-то провокационной, уголки губ поднимаются вверх, а в глазах, очерченных расплывшейся тушью, пляшут бесенята. Никогда её не видел такой, она всегда казалась мне образцом целомудрия, но сейчас Вера воплощала в себе всю чувственность, на которую способна женщина в мгновения соблазнения мужчины.
Я не выдерживаю, и мои пальцы ныряют в её шевелюру, где стискивают волосы гостьи в кулак. Она закусывает нижнюю губу, закрывая глаза и изгибаясь телом так, что под тонкой блузкой я даже сквозь ткань бюстгальтера вижу её напрягшиеся соски. И мгновение спустя мои пальцы уже расстёгивают блузку. В конце концов, оправдываю мысленно себя, я практически нормальный половозрелый самец, и ничто человеческое мне не чуждо. Ну что Инга? Инга — это навсегда, во всяком случае, мне так хочется верить, она выше всего этого, мы с ней близки духовно, а все эти Татьяны и Веры — не более чем эпизод. Одной помог сбросить напряжение, для второй я выступаю в роли утешителя. Как могу — так и утешаю, лишь бы человеку было хорошо.