Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала?
Шрифт:
«Зачем?» — до боли стиснула зубы. — «Мне все равно! Я не хочу этого знать!»
К слову, и Ян к ее расспросам оказался не готов. Таким подавленным и напряженным она видела его крайне редко. Он выглядел так, словно не верил собственным ушам. Так, словно сомневался в реальности происходящего.
— Стася, я… — прокаркал он сипло, с надрывом и горечью в голосе.
Но она остановила его жестом. Спасовала в последний момент. Струсила.
«Нет! Я не собираюсь вновь и вновь ходить босиком по горящим углям!»
Защищая спокойствие близких людей и саму себя от своей же несусветной глупости, она стремительно вскочила на ноги. Взмыла вверх, словно
— Нет! По… пожалуйста, нет! Ничего не говори. Это все — дела прошлые. Они мне давно неинтересны. Я не знаю, зачем вообще об этом спросила!
Дрожащими, почти онемевшими пальцами схватив пуховик, продолжила:
— Спасибо за помощь. И за сопровождение. Я очень благодарна тебе за то, что ты привез меня к дочери. Очень! Но теперь мне пора. И тебе тоже.
— Постой! — Ян поднялся следом. Удерживая Стасю на месте, мертвой хваткой вцепился… не в нее. В пуховик, зажатый в ее руках.
Тот аж громко захрустел, сминаемый его сильными пальцами.
— Постой, — повторил тихим зомбирующим шепотом. — Давай просто пого…
Он осекся, когда их прервали соседи по площадке, дверь которых с грохотом распахнулась. На пороге показался мужчина, которого пыталась вытолкать из квартиры в подъезд разъяренная женщина со сковородкой в руках.
— Угомонись, Варька! — верещал «несчастный». — Ты с ума сошла?
— Я сказала, убирайся! — ничуть не сдерживая эмоций, со слезами на глазах, вопила «Варька». — Предатель! Иуда! Видеть тебя больше не желаю!
— Ну, Варюша…
— Пошел вон, кобель проклятый! Уходи, пока не покалечила!
— Ну, чего ты так разнервничалась? — искренне возмущался мужчина. — Было бы из-за чего, Варя! Ерунда. Люблю-то я тебя! Она ничего для меня не…
— Замолчи! — взревела женщина от душевной боли. — О какой любви ты смеешь мне говорить, если раз за разом сердце мое на куски разрываешь? Сколько еще это будет продолжаться? Сколько еще ты будешь меня тряпкой считать и ноги об меня вытирать? Сколько я должна твои похождения терпеть? До самой смерти? И ради чего? Ради семьи? Ради детей? Пф! Ради них я тебя однажды уже простила! Поверила твоим словам лживым, когда ты за нами в другой город приперся, под дверью нашей спал и стоя на коленях второй шанс для нас вымаливал! Я. Тебе. Поверила! Решила, ладно. Пьяный был. Сам не понимал, что творит. Оступился. С кем не бывает? Не казнить же его теперь? У нас семья. Детки. Да и вместе мы считай со школы. Я дала тебе шанс, о котором ты так просил. Я дала его нам! И что ты сделал, добившись своего? Решил, что тебе все сойдет с рук? Что теперь вообще свой огрызок можно в кого угодно запихивать? Ты обнаглел до такой степени, что шалаву свою начал прямо к нам домой приводить! Как ты мог трахать ее на нашей постели, зная, что в этот момент… наши дети… играют в своей комнате? В соседней, сука, комнате! Думаешь, они маленькие и ничего не понимают? Может и так! Но рассказать мне о том, что их папуля приводит в гости тетю, которая так сильно кричит, когда он играет с ней в спальне… вполне в состоянии! Ублюдок проклятый! Зачем? Зачем я простила тебя в прошлый раз? Зачем поверила? Знала же прекрасно истину прописную — прощать изменников нельзя! Кто предал однажды, тот предаст и дважды! А простишь хоть раз и все… ходить тебе рогатой до конца твоих дней! Но, нет же! Дернул черт, чувствам поддаться. Я так сильно любила тебя. Во многом была слепа. Но, знаешь… с меня хватит. Я подаю на развод!
Она швырнула ему верхнюю одежду, обувь и какую-то сумку.
— Убирайся! — повторила стальным голосом.
— Варя… — начал было ее муженек. — Варенька, я виноват! Я так страшно виноват перед тобой, любимая! Прости меня! Прости, дурака! Сам не знаю, какой бес меня попутал! Я умру без тебя, Варь! И без детей…
— Даже не заикайся о детях! Заразу к ним в дом не принес, и на том спасибо!
— Давай успокоимся и все спокойно обсудим? Давай просто поговорим?
На что женщина лишь горько усмехнулась, вытолкала его в подъезд вместе
Собрав все свои пожитки, он скрылся за дверью, ведущей к лестнице.
И только сейчас Стася осознала, что не дышала все это время. Что онемела. Заледенела всем телом. Ее прошиб холодный озноб. В горле образовался болезненный ком. А глаза резало так… словно в них горсть песка швырнули.
«Ничего нового!» — истерически смеялся кто-то в ее мыслях, загибаясь от боли. — «Одна на всех история! Причины разные, но итог… итог один!»
Ян тоже хранил молчание. Напряженный и взвинченный, он был мрачнее тучи. Склонив голову. Ссутулившись. Нахмурившись столь сильно, что на лбу залегли глубокие морщинки. Сам того не замечая, он продолжал удерживать Стасю за пуховик. Но медленно разжал пальцы, когда она (прокашлявшись) попятилась назад, увеличивая расстояние между ними. Встрепенулся. Поднял с пола свою куртку. Встряхнул. Оделся. Не проронив ни слова, направился к той же двери, за которой скрылся муж соседки. На лестницу. Но у самой двери Ян остановился. Не оборачиваясь, тихо бросил:
— Доброй ночи, Стася. Тебе и… твоей малышке.
— Доброй, — отозвалась она растерянно, провожая его взглядом.
А как только Костров ушел, на деревянных ногах доковыляла до съемной квартиры. Вставить ключ в замок не получилось ни с первого, ни со второго раза. Руки сильно дрожали. Да что там руки? Ее всю трясло так, словно она была прикована к электрическому стулу. Очевидно, услышав ее жалкие потуги, Ульяна Семеновна отворила ей самостоятельно. Впустила в дом, заперла дверь изнутри и ужаснулась, увидев в каком Стася состоянии.
— Господи, Стасенька? — всплеснула она руками. — Что с тобой стряслось?
— Все хорошо, — вымучила из себя улыбку Стася, едва сдерживая порыв, броситься к ней в объятия и громко разрыдаться. — Просто устала немного.
— Мама? — раздался в глубине квартиры звонкий голосок Настюши. Затем, топот ее маленьких ножек по полу. Она неслась к ней с невероятной скоростью. А когда достигла прихожей и увидела ее, радостно завопила:
— Мамочка! Маму-у-у-у-л-я-я-я-я!
Дочь кинулась к ней, и Стася с замиранием сердца подхватила малышку на руки. Прижала к себе, как величайшую драгоценность в мире. Полной грудью вдохнула ее запах. Такой родной. Такой любимый. А затем, принялась целовать Настюшу. И целовала до тех пор, пока тревога не исчезла из ее лучистых глазок. Пока она не разразилась задорным радостным смехом.
— Где ты была? — спросила дочь чуть позже. Когда они уже лежали в кровати, пытаясь уснуть после тяжелого эмоционально-насыщенного дня.
— В гостях у очень близких мне людей, — улыбнулась Стася, целуя ее в лоб. — У добрых. Замечательных. Родных. Совсем скоро я познакомлю тебя с ними.
— С кем? — затаила дыхание Настюша. — С людьми?
Поразмыслив немного, Стася напряженно сглотнула.
Ей предстояло решить, в качестве кого представить Костровых своей дочери.
Но прокрутив в памяти сегодняшнюю встречу с ними, поняла предельно четко — они считают ее частью своей семью. И Настю внучкой называют, даже думая, что она рождена не от Яна. Что ж… ответ был очевиден.
— С бабушкой и дедушкой! — впервые произнесла она без опаски. — С твоими бабушкой и дедушкой!
Глава 33
Утро следующего дня выдалось на удивление ясным, солнечным, но очень-очень ранним. В общем-то, Ульяна Семеновна и Настюша проснулись, как обычно — едва забрезжил рассвет. А вот Стася с большим трудом продрала глаза. Всю ночь она беспокойно металась с боку на бок, будучи не в силах уснуть, после всего пережитого накануне. После встречи с Костровыми. После столкновения с Яном. Сон сморил ее буквально за пару-тройку часов до того, как над ухом раздался нежный, но требовательный голосок дочери: