Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала?
Шрифт:
— Даже дольше, чем люди ждут Новый год? — запыхавшись, уточнила Настя.
— Д-о-о-о-л-ь-ш-е! — выразительно протянул Костров. — Гораздо дольше, Настенька! Так долго, что уже отчаялись! Думали уж… не увидим никогда!
Малышка в миг погрустнела. А потом произнесла нежным голоском:
— Прости, дедушка. Я не знала, где ты живешь. Где вы живете. С бабушкой.
Сергей Алексеевич ничего не ответил. Лишь судорожно воздух полной грудью втянул, внимательно вгляделся ее личико, и поцеловал в щеку.
— Ну, теперь-то ты знаешь, — вмешалась Стася, пытаясь увести разговор в иное русло — в менее опасное. —
— А разве так можно? — робко уточнила малышка.
— Тю! — рассмеялся Костров — Она еще и спрашивает! Так даже нужно!
Наконец он переключил свое внимание на Стасю.
— Здравствуй, дочка! — сорвалось с его улыбающихся губ.
Она не осталась в долгу. Поприветствовала мужчину столь же тепло и ласково. А после они поспешили в дом, чтобы скорее укрыться от холода и ледяного ветра. Все это время Сергей Алексеевич держал Настюшу на руках, как величайшую драгоценность. Как хрупкую статуэточку. И отпустил лишь из-за необходимости разуть и раздеть ребенка. Затем они направились в гостиную. Туда, где с большим нетерпением их ожидала Галина Петровна. Стася вошла в комнату первой и… откровенно обомлела, схлестнувшись с ней взглядом. Бывшая свекровь встречала их при полном параде — легкий макияж, аккуратная высокая прическа. Ради знакомства с Настей Галина Петровна облачилась в нарядное платье, которое доходило ей почти до щиколоток. И даже от удобных домашних тапок отказалась в пользу элегантных туфель-балеток. И от пледа, которым обычно укрывала нижнюю часть тела, когда находилась в кресле-каталке. Галина Петровна преобразилась до неузнаваемости. В нее будто жизнь заново вдохнули.
За одну лишь ночь. Но куда больше поразило Стасю то, с каким трепетом, волнением и слепым обожанием она смотрела на Настюшу. Так, будто знала ее с рождения. Так, будто насквозь ее видела. Так… как могла смотреть на детей лишь она — бывшая директриса их детского дома. Строго, но с любовью. С безоговорочной и искренней. Словно чувствуя все тоже самое своим маленьким сердечком, притихла и Настюша. При этом взгляда от женщины она не отводила. И нерешительно двинулась к ней, услышав:
— Настенька, неужели ты к нам приехала? Неужели дождались мы тебя?
— Да, — робко отозвалась та, останавливаясь подле нее. — Привет, бабушка!
— Привет, ласточка моя! — Галина Петровна погладила ее по щеке здоровой, но сильно дрожащей рукой. Дрожал и ее голос, когда она продолжила:
— Ох, до чего ж ты миленькая! До чего ж хорошенькая!
— Мама говорит, что я — красавица, — заговорщицки прошептала Настюша, смущенно расправляя воланы на своем любимом платьице.
— И это чистая правда, — рассмеялась вошедшая в комнату Верочка.
Вздрогнув от неожиданности, а по большей части просто испугавшись незнакомого человека, Настя с невероятной скоростью вскарабкалась на колени к Галине Петровне и уже оттуда жалобно пискнула:
— М-а-а-а-м? Мама?
— Все хорошо, милая! — успокоила ее Галина Петровна, придерживая за талию. — Познакомься — это тетя Вера. Она моя сиделка и помощница.
Настя нахмурилась, обдумывая ее слова. А потом тихонько спросила:
— А что такое сиделка?
— Я почти как врач! — игриво подмигнула ей Верочка. — Я помогаю твоей бабушке оправиться от болезни
— Нет! — звонко и негодующе воскликнула Настюша, шустро сползая с колен Галины Петровны. — Я сама! Сама вылечу бабушкины ножки!
Добежав до Стаси, она молча забрала у нее свой рюкзачок и вернулась к Костровой со словами:
— Не волнуйся, бабушка. Сейчас будет… э-э-э… совсем не больно. Я дам тебе… у меня есть волшебная таблеточка. Она от всех болезней.
Присутствующие с ее слов добродушно рассмеялись.
А Стася, с трудом понимая, что бормочет вслух, саркастически заметила:
— Теперь понятно, какую волшебную таблеточку все время ищет твой отец!
Благо хоть, никто этого не заметил. Все были слишком увлечены ребенком.
Немного погодя, когда Настя окончательно освоилась, они переместились на кухню. Там и провели следующие пару часов. Чаевничали, общались, предавались воспоминаниям и подшучивали друг над другом. Дом наполнился приятной суетой, шумом и громким смехом. Настюша, никого более не стесняясь, резвилась то с Сергеем Алексеевичем, то со Стасей.
И даже Галину Петровну умудрялась вовлечь в свои безумные игры. Правда в ее случае они ограничивались простой «Молчанкой» или же загадками.
Но женщина не упускала случая, пригласить малышку к себе на колени. Потискать ее, да приласкать. В такие моменты эти двое секретничали о чем-то, разговаривая исключительно шепотом. И всякий раз после этого, Настя смеялась еще громче. Еще заливистее. А потом и вовсе, устроила сольное выступление. Встав на стульчик, рассказала им все стихи, какие знала.
О, это стало началом грандиозного веселья. Ведь вскоре ее малышка изъявила желание, показать бабушке и дедушке, как хорошо она танцует.
Ради такого дела Сергей Алексеевич включил музыкальный канал на телевизоре. Тогда и выяснилось, что танцевать одной Насте совсем не интересно. Что ж, Костров-старший с радостью составил ей компанию.
С энергичностью, присущей молодому человеку, он схватил ее в охапку. Кружил. Подбрасывал в воздух. И даже вальсировать с ней на руках умудрялся. А чуть позже, под громкие овации Галины Петровны и Верочки, к ним присоединилась и сама Стася. Чем вызвала настоящий восторг у дочери. Она обняла ее за ноги и глядя прямо ей в глаза, громко воскликнула:
— Я так люблю тебя мамочка!
— И я тебя, милая! — отозвалась Стася, плавно двигаясь под чувственную лиричную мелодию. — И я тебя!
Не скрывая своей радости, Настя начала подражать ей, стараясь двигаться примерно также. У нее неплохо получалось. Они частенько практиковали подобные развлечения дома. Но сегодня все было иначе. Волнительнее.
— Твои шрамы я любовью покрою… — повторяла за певицей Стася, нежно поглаживая свою малышку по щеке. — И я за руку войду в огонь с тобою…
Все закончилось внезапно. В тот самый миг, когда Настя замерла на месте, как вкопанная. Когда с опаской и растерянностью уставилась на дверь.
Проследив за ее взглядом, Стася оторопела, покрываясь липким потом.
На пороге возвышался Ян. И он… не сводил хмурого взгляда с дочери.
«О, господи!»
Она не знала, каким чудом удержалась на ногах и не грохнулась в обморок.
Уязвимой, беззащитной, слабой — именно так чувствовала себя в ту секунду.