Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала?
Шрифт:
— Ты прав. Давай помолчим.
Его не пришлось просить дважды. Больше он не проронил ни слова.
Однако из своих рук не выпустил Стасю, даже когда они добрались до дома.
Никак не реагируя на уговоры и протесты, Ян отнес ее прямиком в ванную.
И только оказавшись там, аккуратно поставил Стасю на пол.
— Тебе нужно хорошенько прогреться, — пояснил, наполняя ванну горячей водой. — Вперед, Русалочка. Не стесняйся. Полотенце и халат в шкафчике.
— Это лишнее! Я…
— Не обсуждается! — отрезал Костров, сурово сдвинув брови. — Ты продрогла до костей. Губы синющие. Дрожишь вся. Давно
— Мне достаточно пледа и горячего чая.
— Будет тебе и чай, и плед, — тяжело выдохнул Ян. — Но позже. А теперь залезай! Либо ты сделаешь это сама, либо я запихну тебя в воду силой. Прямо в одежде. А ты меня знаешь — за мной не заржавеет. Решать тебе!
— Хорошо, — сдалась Стася, лишь в теплоте дома ощутив, до какой степени замерзла — и впрямь, зуб на зуб не попадал. — Спасибо. Дальше я сама.
Окинув ее задумчивым взглядом, Ян вышел. Заперев за ним дверь, Стася… нет, не кинулась в горячую воду. Обессиленно прислонившись к стене, она сползла по ней же вниз, ибо ноги ее уже не держали. В конечном итоге оказавшись на полу, Стася зажмурилась до белой ряби в глазах и вцепилась в собственные волосы заледеневшими пальцами. Прислушиваясь к тревожному стуку своего сердца, старалась дышать медленнее и глубже. Сказать, что ей было паршиво — ничего не сказать. На душе кошки скребли. Сердце кровавыми слезами обливалось. Подслушанный разговор выбил ее из колеи. И без конца прокручивая его в памяти, словно заезженную пластинку, Стася лишь усугубляла ситуацию. Все сильнее и глубже увязала в трясине лжи, недоверия, недопонимания, обиды и внезапно открывшейся правды. Неожиданной и… разрушительной. С одной стороны, рассказ Яна казался ей редкостным бредом. Разве возможно нечто подобное не в слезливой мелодраме, а в реальной жизни? О, едва ли! Но, с другой… в глубине души Стася знала наверняка, что Ян сказал правду. Не стал бы он врать отцу. Даже под дулом пистолета не стал бы! И стоило хоть на секунду поверить его словам, представить, что именно так все и происходило, как… горло перетягивало болезненным спазмом. Воздух резко заканчивался в легких, а на глазах выступали слезы. От обиды. От чувства полнейшей безысходности. И от злости. Лютой. Неуемной. На него — за то, что врал ей, пусть и в благих целях. На себя — за то, что была глупой, упрямой и эгоистичной девчонкой.
И на ту суку, которая вообразила, что в этой жизни ей можно все. Даже играючи рушить чужие семьи ради своей прихоти. И как теперь ей, Стасе, жить дальше с этими знаниями? Как в самой себе разобраться, когда вокруг все до безумия зыбко и неоднозначно? Муж изменил, и не отрицает этого. Но в измене… вроде и виноват, а вроде и нет. И если виноват, то получил по заслугам! А если… если не виноват? Если сам стал жертвой обстоятельств? Наказывая его за эту самую измену, Стася позволила друзьям намять ему бока, подала на развод и… в конечном итоге скрыла от Яна свою беременность. А теперь получается, что наказание для него было неоправданно жестким? И она собственноручно вынесла Яну несправедливый приговор, утаив от него правду о дочери? Так получается?
«Господи… не дай мне сойти с ума! У меня уже мозги от всего этого плавятся! Что мне делать теперь? Как с ТАКОЙ… правдой смириться?»
Стася не знала. Потому и сильнее впивалась ногтями в кожу голову.
Потому
«Где? Где этот чертов выход из этой чертовой ситуации? Где он?!»
Судорожно всхлипнув, Стася раздраженно смахнула слезы с лица.
Осторожно поднявшись, доковыляла до ванны (в которую все еще набиралась вода) и хорошенько умылась, приводя себя в порядок.
Поразмыслив секунду-другую, она перекрыла краны и убрала заглушку со сливного отверстия. Ей не хотелось нежиться в ванне. Ей хотелось… оказаться как можно дальше отсюда. Наедине с самой собой. Там, где сможет здраво мыслить. Там, где сможет хорошенько все обдумать и взвесить риски.
Убедив себя в этом, Стася вышла в коридор. Прислушалась — из гостиной доносились приглушенные голоса. Недолго думая, она направилась прямиком туда. И едва переступила порог, была оглушена радостным:
— Мамочка!
Настя кинулась к ней со всех ног и обняла за бедра. Стася же остолбенела заметив, что за секунду до этого она сидела на диване между Сергеем Алексеевичем и Яном. До ее прихода все трое увлеченно смотрели мультфильмы по телевизору. Вернее, мультфильмами была увлечена лишь Настюша. А Ян… таращился во все глаза только на нее. Будто знакомился. Изучал. С трепетом. Волнением. Но с появлением Стаси все изменилось. Их хрупкая идиллия разрушилась. Теперь Ян сверлил хмурым взглядом уже ее.
— Быстро ты, — бросил он напряженно, мгновенно сделав верные выводы.
— Да, — согласилась Стася, прижимая дочь к себе покрепче. — Решила обойтись без горячей ванны. А вы почему в меньшинстве? Где Галина Петровна?
— На процедурах, — пояснил Костров-старший. — С Верочкой в спальне уединились. От плана лечения отступать нельзя. Режим. Сама понимаешь.
— Угу, — кивнула Стася.
И услышала удивленное:
— Мама, а где ты была?
— На улице, — передразнила она свою любопытную малышку.
— А что ты там делала?
Встретившись глазами с Яном, Стася невольно покраснела. Стыдно было признаваться и дочери, и Сергею Алексеевичу, что не справилась с эмоциями. Снова. Неожиданно на выручку ей пришел Ян.
— Мы с твоей мамой играли в догонялки, — подмигнул он Настюше. — Она убегала, а я догонял. Ты знаешь такую игру?
— Д-а-а-а! — взвизгнула та от радости. — Поиграем?
— В другой раз, милая! — в последний момент остановила ее Стася. — Прощайся с дедушкой Сережей и дядей… Яном. Нам пора домой.
— Уже? — всполошился Костров-старший. — Так скоро? Но мы думали…
— Простите, Сергей Алексеевич, — она шумно сглотнула, превозмогая дрожь во всем теле. — Я что-то неважно себя чувствую. Хочу прилечь. Да и гостим мы у вас почти весь день. Вполне достаточно для первого раза. Пора и…
— Так у нас приляг! Наш дом — ваш дом!
— Спасибо за предложение, — Стася вымучила из себя улыбку. — Но у нас там Ульяна Семеновна одна скучает. Настюша, не стой столбом. Собирайся.
Малышка поникла, но спорить не стала. Грустным голоском пролепетала:
— Пока, дедушка Сережа! Пока, Ян!
Стася удивленно вскинула брови, собираясь исправить дочь.
Но Ян опередил ее. Припечатав странным взглядом, заявил:
— Я попросил твою принцессу, называть меня по имени.