Второй шанс-IV

Марченко Геннадий Борисович

[1] В финальном забеге на дистанции 100 метров Олимпиады 1988 года канадский спринтер ямайского происхождения Бен Джонсон установил мировой рекорд, однако три дня спустя дисквалифицирован за применение анаболического стероида станозолола.

[2] Синхрон — часть телевизионного репортажа. Интервью с героями, прохожими. Корреспондента в кадре нет, только герой.

Глава 3

Валя, Юрка и Лена появились, как и обещали, сразу после окончания занятий в своём «кульке». У нас они тоже завершились параллельно, и я уже ждал их в актовом зале, который открыл сам — с некоторых пор Петренко стал мне ключи доверять. А моих музыкантов уже давно пропускали без вопросов,

все знали, что они приходят не своровать что-нибудь (хотя что в училище воровать кроме парт и мелков), а репетировать со мной песни.

К их появлению я уже вытащил на сцену и подключил аппаратуру и инструменты, так что они пришли, можно сказать, на всё готовенькое.

— Ну что, парни и девчата, генеральный прогон?

— Погнали, — ответил за всех Юрка, занимая место за барабанами.

Пару раз отыграли, меня всё устраивало, после чего я отправился за Бузовым. Постучался, прежде чем открыть дверь, сунул нос внутрь — там Николай Степанович общался с завучем.

— Чего тебе, Варченко?

— Хотел пригласить вас в актовый зал, мы готовы представить обещанную песню.

Пару секунд в глазах Бузова плещется немой вопрос, после чего шлёпает себя ладонью по лбу.

— Ах ты ж, я и забыл, что эти гаврики обещали мне новую песню. Галина Анатольевна, не желаешь присоединиться?

Так что в актовый зал вернулись втроём. А туда уже заглядывали любопытные первокурсники, человек десять будущих помощников машиниста.

— А ну брысь! — прикрикнул на них с наигранной серьёзностью директор.

Те, как воробьи, кинулись врассыпную, а мы степенно прошествовали в актовый зал: я и следом за мной двое зрителей. При нашем появлении Валя, Юрка и Лена, что-то весело обсуждавшие, сидя прямо на краешке сцены, свесив с неё ноги, резко подобрались и нестройным хором поздоровались с новь прибывшими.

— Здравствуйте, здравствуйте! — кивнул им Бузов. — Присаживайтесь, Галина Анатольевна, посмотрим, что они нам приготовили.

Я тем временем легко запрыгнул на сцену, перекинул через шею ремень от гитары, посмотрел на своих орлов… и орлицу. Движением бровей спросил: «Готовы?» и, дождавшись утвердительных кивков, бросил Юрке:

— Давай счёт.

Клавишным в этой песне я нашёл единственное применение — изображать гудок паровоза в начальном проигрыше (intro) и финальном (outro). Всё остальное держалось исключительно на ритме, плюс инструментальная вставка, без которой, по моему дилетантскому разумению, не должна обходиться ни одна уважающая себя композиция. Да и надо же лидер-гитаристу проявить свой мастерство! Конечно, Ван Халеном или хотя Джимми Пейджем я себя не считал, даже до Зинчука мне было как пешком до Луны, но кое-что изобразить мог, тем более перед неискушёнными директором училища и заведующей учебной частью.

Но до этой самой вставки ещё нужно было дожить, и я, проиграв бодрое вступление, имитирующее стук вагонных колёс, запел:

Мой поезд отходит

От станции в полночь

Стоим на перроне

На вкус прощанье горечь

Но… Остыло всё давно

И вроде всё равно

Поверь, жизнь не кино

Но…

Кошусь на зрителей, те пока никак не выражают своих эмоций. Завуч в свою очередь косится на Бузова, ждёт его реакции, чтобы тут же её продублировать. Становится немного смешно, но я пою второй куплет:

Колёса на стыках

Диктуют морзянку

Снаружи лишь холод

Но я не жду стоянку

Но… Остыло всё давно

И вроде всё равно

Поверь, жизнь не кино

Но…

И

пошёл припев на пару с Валькой:

Пролетают километры

Дуют северные ветры

За окном мелькают города

Загрустила проводница

Отчего-то ей не спится

Светит путеводная звезда

Звезда…

Согласен, по тексту песня «Дорога»[1] должна исполняться ну никак не подростками типа нашего ВИА, но что же мне, писать песню про весёлый паровозик? Извините, наступить на горло собственной песне (хе-хе, каламбурчик) превыше моих сил. А мы входим в раж и вторую часть песни исполняем так душевно, что Николай Степанович всё-таки не выдерживает, начинает чуть заметно кивать в такт и постукивать ботиночком об пол. Уловив настроение начальства, Галина Анатольевна улыбается и обозначает хлопки ладонями так же в ритм нашей композиции. После финального аккорда, на который наложен затихающий гудок поезда, какое-то время в актовом зале стоит тишина, во время которой в моей голове проносятся самые разные мысли от «щас смешает нас с дерьмом» до «в таком восторге, что никак не переварит». Наконец Бузов, кряхтя, поднимается, и следом вскакивает фигуристая завуч, отчего её спелые груди задорно подпрыгнули.

— Ну что, Галина Анатольевна, — повернулся к ней Николай Степанович, — по-моему, очень даже неплохо.

— Я тоже так считаю, — прощебетала она.

Бузов повернулся к нам:

— Только слова уж больно… Какие-то расставания, проводница у вас грустит. Может, стоило сочинить что-то повеселее?

— Николай Степанович, ну это же жизненно! — взмолился я. — Да, песня в какой-то мере навевает грусть, но нельзя же всё время веселиться, должно оставаться место и для светлой грусти. «Анна Каренина» Толстого тоже не водевиль, но её перечитывают и фильмы по этой книге ставят.

— Ишь ты, Толстого вспомнил, — хмыкнул Бузов. — Ладно, молодцы, ребята, в общем-то приятная песня, если к словам не сильно придираться, то сойдёт. Можете включать её в свой… этот… как его…

— Репертуар, — с готовностью подсказала завуч.

— Вот-вот, в него, — подтвердил Николай Степанович.

Может быть, всё закончилось и не столь феерично, как я рассчитывал в своих мечтах, но и не самым худшим образом. Бузов и завуч не стали задерживаться в актовом зале, отправились по своим делам, видимо, дообсуждать то, что они обсуждали во время моего появления в директорском кабинете. А мы принялись сдержанно друг друга поздравлять с удачной премьерой песни.

— Макс, так что всё-таки с концертами? — напомнил Юрка. — Помнишь, ты обещал подумать?

И точно, как-то у меня эта мысль выскочила из головы, почти сразу же после того разговора. А ведь и впрямь обещал, а свои общения я привык выполнять. Что ж, придётся заняться этим делом, вот только сообразить, куда сначала податься. По моим воспоминаниям, в эти годы концертировать можно было только от лица какой-то творческой организации, например, областной филармонии. Это в Москве лафа, у них там имеются Москонцерт, Росконцерт, Союзконцерт, Московская филармония, Московская областная филармония…. Никого не забыл? А что в Пензе к услугам профессиональных музыкантов? Одна на всех областная филармония. Вот и получается, с какого перепуга наш ВИА должны принять в её состав? Там небось и своих бездельников хватает, вряд ли имеются вакансии на эстрадный коллектив из четырёх человек, да ещё несовершеннолетних. И не посмотрят, что худрук — тот самый Варченко. Это ж надо ставку людям делать, пусть и копеечную, организовывать им концерты, короче говоря, вряд ли они захотят на свою неповоротливую задницу лишний геморрой. Да и нам какой резон у них ошиваться? Никакой свободы, за нас будут решать, когда и где мы должны выступать. Выпустят на одну песню в сборном концерте по случаю какого-нибудь Международного женского дня — вот и вся радость.