Второй вариант
Шрифт:
— Сюрприз — это неожиданность. — В глазах особиста мелькнула улыбка. — Но, так и быть, скажу. Принято решение, товарищ Журба, переправить тебя в Крым на аэроплане.
Чего угодно мог ожидать Журба, только не этого. В тыл белых на аэроплане! В памяти всплыло давнее.
… Севастополь. Тусклый ноябрьский денек. Толпа народа вокруг Куликова поля — открывается первая в России школа военных летчиков. Он, тогда десятилетний мальчишка, с замиранием сердца ждет чуда — полетов человека.
На летном поле невиданные аппараты, построенные из деревянных реек, обшитых полотном. Возле них группа людей в кожаных куртках. «Ефимов, Ефимов», — слышится в толпе. Это имя в те дни не сходило со страниц газет: Ефимов был первым русским летчиком, совершившим полет на аэроплане.
Один за другим бегут аэропланы по летному полю, отрываются от земли. Пронзает жгучее желание: вот бы и мне! Дерзкая, недостижимая мечта!
— Ну как тебе сюрприз, а? — прервал воспоминания голос особиста.
— Осваиваю…, Действительно, неожиданность. — Журба взглянул на особиста. — А вы, товарищ Васильев, тоже имеете отношение к авиации?
— Прикомандированный я, — вздохнул Васильев. — Прикомандирован особым отделом к авиагруппе тринадцатой армии. Но в авиации мало чего смыслю, не обучен, не довелось. — Он немного помолчал. — Да и нет среди нас обученных этому делу людей. Сам понимаешь, в летные школы, за малым исключением, брали офицеров… Вот и в нашей авиагруппе почти все бывшие офицеры.
— Мы сейчас в авиагруппу значит?
— Нет. Авиагруппа в Аскании-Нова, а мы в Григорьевку. Оттуда полетишь. На «ньюпоре» — самая надежная машина. И летчик уже выделен, Каминский его фамилия. Тоже, между прочим, в прошлом офицер. — Если и не осуждение, то какая-то тень недовольства была в этих словах. — Правда, командир авиаотряда характеризует этого летчика исключительно хорошо. Говорит, точно и быстро доставит. Только, я думаю, а кто знает, чем эта быстрота обернется? На земле, как бы ни сложилось, ты сам себе голова, многое от тебя за-висит. А там, — он кивнул вверх, — будешь болтаться кукла куклой! — Помолчал, вздохнул. — Но что делать, если нету сейчас в Крым иной дороги? Понимаешь, нету…
Васильев знал, что говорил. С приходом Врангеля действительно все пути в белогвардейский Крым были перерезаны, заперты намертво — не пробьешься.
Перекоп и Арабатская стрелка забиты войсками, по берегам Сиваша и Каркинитского залива, на Бакальской косе, вдоль всего побережья — заслоны, дозоры, боевое охранение. А потаенные, известные лишь немногим тропы по коварным сивашским бродам, через бакальские плавни перекрыты, превращены белой контрразведкой в ловушки.
Журбе предлагается новый, никем еще не пройденный, не разведанный путь. Будет ли он удачным? Этого Николай, разумеется, не знал. Он знал одно: ему необходимо быть в Крыму.
Солнце уже спускалось к горизонту, когда въехали в Григорьевку. Замелькали белые хаты под черепицей и крепкие дома, крытые железом, сады и палисадники, церковь, вывеска школы. Рядом с машиной по пыльной дороге бежали, неистово крича, белоголовые мальчишки в длинных полотняных рубахах.
Проскочили село, и вскоре перед ними открылся скошенный луг. У края его, как большая диковинная птица, стоял аэроплан, рядом приткнулся грузовой автомобиль с железными бочками в кузове.
Журба захотел рассмотреть аэроплан, но особист уже направился к белевшему вдали хутору. На ходу отрывисто бросил:
— Давай быстрей. Ждут нас!
В маленькой, низкой комнатке навстречу им поднялись двое.
— Александр Афанасьевич Ласкин, — указал особист на высокого бритоголового человека в тесноватом кителе.
— Военлет Каминский, — сам представился человек лет тридцати, в кожаной куртке с бархатным воротником.
Отличная выправка, четкость движений — все выдавало в нем военного. Был Каминский выше среднего роста, хорошо сложен, с тонким, умным, спокойным лицом. Чувствовалось, что он уверен в себе, — это свойственно людям, хорошо знающим свое дело.
— Рассаживайтесь, товарищи, — сказал Ласкин. — Не будем терять времени, обсудим что и как.
— Прежде всего уточним маршрут. — Каминский вынул из планшета карту-десятиверстку, разложил на столе. Все склонились над ней. — Пойдем через Утлюцкий лиман и Сиваш строго на юг, — быстро, уверенно говорил Каминский. — Вот здесь, — он показал на карте, — между Шубино и станцией Ислам-Терек нет населенных пунктов и — равнина. Здесь и сядем, так?
Журба посмотрел, подумал.
— А перелететь линию железной дороги нельзя? Вот эту, Джанкой-Феодосия.
Каминский, усмехнувшись, тут же и ответил:
— А что? Если взять с собой достаточно бензина… — Все опять склонились над картой. — Вот, смотрите. Через Шубино пойдем по прямой к предгорью, к немецкой колонии Цюрихталь. Здесь в треугольнике Цюрихталь-Будановка-Малый Бурундук, конечно, найду клочок земли для посадки. Тут от Шубино по прямой верст шестьдесят. Устроит?
Журба кивнул.
— Значит, так, — подытожил Ласкин. — Делай прокладку на Цюрихталь. И готовь с мотористом аэроплан. Вылет на рассвете.
Каминский вышел. Поднялся было и Ласкин.
— Ты погоди, Александр Афанасьевич, — остановил его Васильев. — Как хочешь, но не дает мне покоя одна мыслишка…
— Ну, выкладывай, — устало сказал Ласкин.
Впечатление было такое, будто предстоящий разговор он знал наперед, считал его неинтересным и ненужным.