Второй выстрел
Шрифт:
Могу вкратце рассказать, что было в следующие полчаса.
Ни один из так называемых детективов, по моему мнению, не представлял бы особой опасности для настоящего преступника. Безусловно, они старались как могли, по атмосфера фарса была слишком сильна. Миссис Фицвильям нервничала и все время глупо хихикала (чем больше я находился в обществе этой женщины, тем труднее мне было представить, чтобы она могла поделиться со своими читателями хотя бы одной умной мыслью). Мортон Харрогейт Брэдли (ну и имечко!) напускал на себя вид чрезвычайного превосходства, но при этом ничего не делал, и, как казалось, только профессор Джонсон пытался добраться до сути нашей небольшой загадки. Остальные двое задавали мне вопросы с отсутствующим видом, вместе смеялись,
Моя роль деревенского констебля, разумеется, заключалась в том, чтобы охранять тело до приезда полицейского инспектора из Бьюдфорда. Я старался развлечь гостей, играя свою роль со всей достоверностью, на которую только был способен, как бы упиваясь собственной важностью, не позволял гостям затоптать следы, пока их не осмотрит инспектор, не подпускал их к телу под тем предлогом, что они могут случайно уничтожить какую-нибудь важную улику, и вообще изображал самонадеянного, невежественного служаку, который вдруг по иронии судьбы оказался в положении, дающем ему власть и значимость. Втайне я считал, что, учитывая обстоятельства, мое представление было не лишено актерского таланта, но вынужден признать (без комментариев), что, несмотря на все мои скромные усилия, наших гостей гораздо больше позабавили нелепые телодвижения, которые время от времени совершал Эрик, а не моя игра. Тем временем Эрику, очевидно, пришла в голову новая идея — вместо прежнего беспорядочного дерганья он принялся уморительно выгибать спину, из-за чего стал похож на ползущую гусеницу. Не знаю, сочли ли присутствующие его затею пародией на предсмертную агонию или просто бессмысленным шутовством, но все равно нашли его поведение очень потешным.
Вся эта сцена длилась около пятнадцати минут. Затем, в соответствии с указаниями Джона и к моему большому облегчению, все начали двигаться по направлению к дому. Это значило, что Эрику не нужно было больше играть роль трупа, хотя я должен был оставаться поблизости на тот случай, если детективы захотят задать мне еще какой-нибудь вопрос.
Теперь я должен быть очень внимателен, чтобы точно отразить все события с тех пор, как мы покинули поляну, поскольку мы уже подходим к тому моменту, с которого отдельные показания участников событий становятся запутанными и противоречивыми и могут иметь (по крайней мере, для меня) самые плачевные последствия. Мне дали попять — причем весьма недвусмысленно — что мой отчет о последующих пяти минутах не вызывает особого доверия. Поэтому я постараюсь, насколько позволят обстоятельства, ограничиться изложением только тех фактов, которые можно проверить.
Я сказал Эрику, что мы все уходим, но вместо ответа он лишь зачем-то в последний раз судорожно выгнулся и не отреагировал на мои слова. Единственное объяснение этому я вижу в том, что он не желал возвращаться в дом вместе со мной, а решил подождать, пока мы все скроемся из виду — по крайней мере, такова моя версия. Как бы то ни было, мы четверо в самом деле двинулись в путь: Брэдли и профессор Джонсон впереди, а я позади, чтобы в случае чего предложить руку помощи миссис Фицвильям, когда мы будем подниматься по тропе. Как я уже говорил, склон здесь довольно крут, и, естественно, подъем оказался тяжеловат для миссис Фицвильям. Я посоветовал ей не торопиться и взять на вооружение известную методику альпинистов, которые значительно замедляют шаг даже на небольшом подъеме. В результате мы с ней успели пройти не так уж много, когда двое мужчин перед нами уже скрылись из виду за одним из поворотов тропинки. Вот от каких мелочей, как скоро убедится читатель, зависит порой человеческая жизнь.
Мы прошли, возможно, ярдов пятьдесят по тропинке, хотя из-за того, что она петляла по лесу, прямое расстояние до поляны (которую скрывала теперь от нас густая растительность) составило бы едва ли четверть от этой цифры, когда я сказал миссис Фицвильям, что у меня развязался шкурок на ботинке. По правде говоря, мои
Я не слишком заинтересовался этим звуком, выстрелы были обычным делом в тех местах.
Миссис Фицвильям, однако, казалась испуганной.
— Что это было? — воскликнула она.
— Здешние леса полны кроликов, — объяснил я и добавил, чтобы ее успокоить: — Здесь то и дело можно услышать выстрелы.
— Но этот прозвучал совсем близко. Это же могло быть опасно?
— Не думаю, — сказал я, слегка улыбнувшись. — В лесу очень обманчивая акустика. Кроме того, перед тем как стрелять, обычно проверяют, чтобы поблизости не было людей.
— Терпеть не могу, когда убивают кроликов. Без шкурок они ужасно похожи на младенцев, — вздохнув, с женской логикой заметила миссис Фицвильям. — А вы охотитесь, мистер Пинкертон?
— Нет, при моем слабом зрении это вряд ли возможно. — Это был мой излюбленный ответ на подобный вопрос, и он обычно хорошо меня выручал; на самом же деле мне неприятна сама мысль о том, чтобы отнимать жизнь в любой ее форме — разумеется, "спортсмены" типа Эрика Скотт-Дейвиса подняли бы меня на смех за подобную сентиментальность.
Видя, что волнение миссис Фицвильям не утихает, я предложил сходить назад, чтобы выяснить, кто это там стреляет, и предупредить его, что вокруг люди.
— Это может быть опасно, — возразила она.
— Полагаю, я в состоянии справиться с такой опасностью, миссис Фицвильям, — улыбнулся я.
— А если он по ошибке примет вас за кролика?
Я пристально взглянул на нее, но было совершенно очевидно, что она сказала это безо всякой задней мысли, имея в виду лишь шорох травы под ногами.
— В любом случае, я там кое-что забыл, и мне все равно пришлось бы возвращаться, — сказал я, чтобы наконец ее убедить. — Подождите меня здесь, это займет всего одну-две минуты.
И я поспешил вниз по тропинке.
А теперь мы подходим к самой кульминации событий.
То, что произошло в следующие несколько минут, оставляет меня в некотором недоумении. Полиция откровенно скептически относится к моему рассказу. Если повторять то же самое читателю, могут подумать, что я занимаюсь намеренной подтасовкой фактов. Поэтому я предпочитаю так сказать, в порядке самозащиты — придерживаться узких рамок, обозначенных мною в самом начале, и излагать только то, что не подлежит сомнению.
Я оставался в лесу минуты две или три, чтобы успокоить миссис Фицвильям, делая вид, будто ищу таинственного стрелка, и даже громко окликнул его раза два, когда вдруг услышал второй выстрел. Кажется, он раздался с противоположного конца поляны, где мы разыгрывали наше представление, и прозвучал гораздо отчетливее, чем первый. Впрочем, я могу и ошибаться, акустика в густом лесу действительно очень обманчива.
Честно признаюсь, я был испуган вторым выстрелом. Не скажу, конечно, чтобы я паниковал, но на этот раз я твердо решил, что стрелявший, кем бы он ни был, должен быть немедленно найден и остановлен. Мое собственное предложение, сделанное невсерьез, неожиданно обрело смысл. Поэтому я сошел с тропинки, пересек нашу поляну (где к тому времени уже не было Эрика) и пошел в том направлении, откуда, как мне казалось, послышался выстрел, снова окликая стрелка. Я позвал его по крайней мере еще раза три, но никакого ответа не последовало; поэтому, подождав еще с полминуты, я вернулся назад, забрал свои веши и отправился к тому месту, где я оставил миссис Фицвильям. Всего я отлучался от нее минут на шесть или семь. (Пусть читатель простит мне скрупулезную точность, с которой я описываю даже самые, казалось бы, пустяковые события того памятного вечера, гак как скоро он поймет, почему это так важно.)