Второй выстрел
Шрифт:
— А вы сами, сэр, случайно не из Скотленд-Ярда?
— Я-то? О пет… По крайней мере, в данный момент, невозмутимо ответил Шерингэм. — То есть я приехал сюда неофициально, хотя… — Он ясно дал понять, что официальные распоряжения могут поступить ему в любой момент.
К моему немалому удивлению, сыщик попался на этот блеф и заговорил гораздо свободнее. Он сам не занимается этим делом, а явился на станцию, получив приказ по телефону из Минтона.
— Чтобы присматривать за нашим общим приятелем, — сказал Шерингэм, подмигнув в мою сторону, на что я решился ответить смущенной улыбкой.
Сыщик подтвердил, что так оно и было. Шерингэм продолжал задавать ему общие вопросы: кто вел
— Не буду вас расспрашивать о подробностях этого дела, — сказал под конец Шерингэм, — я все узнаю от инспектора Хэнкока. Хотите еще выпить? Нет? Ну, тогда мы, пожалуй, пойдем, Тейперс. Все в порядке, — сказал он сыщику, теперь я сам буду присматривать за мистером Пинкертоном. Можете больше не беспокоиться.
— Отлично, сэр, — ответил сыщик. — Благодарю вас.
Я был сражен. Но с инспектором, как я предполагал, у Шерингэма этот номер не пройдет.
Чтобы отдать должное силам правопорядка, замечу, что, когда мы тронулись в путь, я увидел отражение нашего соглядатая в зеркале заднего вида — тот стоял на пороге паба и наблюдал за нами до тех пор, пока наш автомобиль не скрылся из виду. Видимо, он не настолько нам поверил, как мне показалось, просто делал вид. Трудно было с полной уверенностью сказать, кто из нас лучше блефовал.
Шерингэм болтал, не умолкая, всю дорогу. Он не дал мне изложить ему все факты, хотя я и порывался это сделать, под тем смехотворным предлогом, что человек не может хорошо делать несколько дел одновременно, поэтому либо я должен подождать со своей историей, либо мы окажемся в кювете. Не хвалясь, скажу, что только очень неумелый водитель не может вести машину и разговор одновременно, но Шерингэм весьма нетактично заметил в ответ, что, пока он не получит лучшее представление о моих водительских способностях, он придержит свое мнение.
Я все же отомстил ему, может, немного по-детски. поинтересовавшись, чем он занимался все эти годы помимо своих расследований, хотя сам отлично знал, что Шерингэм писал романы. Помнится, я даже прочитал парочку из них. Мне они показались ничем не выделяющимися из общего потока макулатуры; тем не менее, насколько я слышал, они пользовались достаточным успехом. Он уклончиво ответил, что иногда занимается журналистикой.
В то время как я сделал вид, будто не имею понятия о роде занятий Шерингэма, остальные не сочли нужным этого скрывать. К моему несказанному удивлению, наша неизменно спокойная Этель, которую не смогла вывести из равновесия даже внезапная смерть одного из ее гостей, буквально трепетала перед ним. Я никому, кроме Джона, не сказал о намечающемся приезде Шерингэма, а тот из-за общей суматохи ни словом не обмолвился об этом до тех пор, пока я не уехал в Бьюдфорд, поэтому у Этель едва хватило времени, чтобы подготовить для него спальню, куда я сразу и проводил его, пока остальные переодевались к ужину Ему досталась единственная свободная комната в доме бывшая комната Эрика.
Из беседы, которую мы вели в гостиной перед ужином, потягивая коктейль, я заключил, что Шерингэм и впрямь весьма известен как писатель. К чести его, должен заметить, что, несмотря на свою обычную самоуверенность, когда речь заходила о его сочинительстве, он становился воплощением скромности и будто бы даже стеснялся его. Зато он в самых пространных выражениях хвалил детективные рассказы Джона, которые — к моему изумлению — знал досконально. Тут уж настала очередь Джона смущаться, и так это и продолжалось в том же духе, пока мы скромно стояли рядышком и почтительно внимали беседе двух великих. Маленькая забавная интерлюдия между актами пашей трагедии.
За обедом Шерингэм болтал с такой поразительной
Кроме того, он продолжал, несмотря на мою хмурую реакцию, называть меня перед всеми все тем же отвратительным прозвищем. Потом Аморель (на которую, как я заметил, Шерингэм, к сожалению, оказал самое отрицательное влияние, возродив в пей прежние грубоватые манеры, которые прежде так сильно коробили меня) через весь стол поинтересовалась, что означает это прозвище, и Шерингэм радостно выложил ей все подробности, употребляя термины, неприличные за обеденным столом. Я, конечно, присоединился к всеобщему веселью, чтобы сохранить достоинство, но начал уже сомневаться, правильно ли я поступил, вызвав этого человека. Тот, кто мог быть так слеп к моим чувствам, вряд ли обладал достаточной проницательностью, чтобы вызволить меня.
Однако после ужина, когда мы уже немного посидели над портвейном и затем удалились в кабинет Джона, чтобы избавить себя от общества де Равеля, Шерингэм вдруг превратился совершенно в другого человека.
— А теперь, — деловито сказал он, как только мы расположились в креслах, — нельзя терять пи минуты. Я знаю, старине Тейперсу давно уже не терпится излить душу, по всему свое время. Давайте приступим к делу. Мне прежде всего нужны факты. Нет, Тейперс, не от тебя, ты можешь невольно исказить события. Я хотел бы выслушать Хилльярда, если он, конечно, не возражает. Сначала беспристрастное свидетельство со стороны Хилльярда, а потом твоя субъективная оценка ситуации, Тейперс, которая не подкреплена неопровержимыми доказательствами. А затем я хотел бы послушать, что вы оба думаете по этому поводу, даже если вы не можете обосновать свое мнение никакими аргументами и доказательствами — это может оказаться даже еще интереснее. В любом случае сначала факты, потом домыслы. Разумеется, большинство из этих фактов мне уже известно, но прошу вас рассказывать все так, как если бы я слышал об этом впервые.
Мне почему-то было жаль, что не я буду рассказывать эту историю, однако я не мог не признать правоту Шерингэма: не исключено, что моя интерпретация событий могла оказаться несколько искаженной. В остальном же уверенность, с которой он говорил и ощущение, что подобная ситуация для него не в новинку, воскресили мою надежду на него, увядшую было после его дурацкой болтовни за ужином.
Джон хорошо изложил события, без излишней эмоциональности и субъективности. Предварив свой рассказ упоминанием о том, что он расскажет Шерингэму все, что знает инспектор или, вернее, то, что он сам знает о том, что знает инспектор, он избежал необходимости рассказывать все, что на самом деле стояло за официальной версией. Другими словами, он рассказал только половину правды, даже единым словом не упомянув об отношениях Скотт-Дейвиса с миссис де Равель.
Это меня не устраивало. Я вызвал сюда Шерингэма именно по той причине, что ему, в отличие от моего адвоката, можно было рассказать все.
Поэтому, как только Джон закончил говорить, я поднял руку прежде, чем Шерингэм начал задавать вопросы, которые, верно, уже созрели в его голове.
— Шерингэм, прежде чем мы продолжим, я хотел бы тебе кое-что сказать. Пока что у меня не было возможности объяснить, почему я послал телеграмму тебе, а не вызвал своего адвоката, хотя присутствующий здесь Джон буквально силой принуждал меня это сделать. Причина вот в чем: я хочу, чтобы ты доказал мою невиновность, при этом не предъявляя официального обвинения никому другому.