Вторжение
Шрифт:
Однако: ты — вопрос, мы — вопрос, ты — ответ, мы — ответ… Полезное тебе и полезное нам… Сделка! К счастью, её истинная суть осталась для пришельцев непонятной, ибо о взаимной пользе речь не шла. Сделка — кто кого объедет по кривой и сделает это изящнее и ловчее.
Литвин хмыкнул, покосился на стражей у мембраны и сказал:
— Для сделки нужно взаимное доверие. Вы уничтожили наш корабль, убили Рихарда, забрали Эби, меня посадили в клетку… О каком доверии речь?
Йегг перевёл, выстрелив серию щёлкающих и рычащих звуков. Старик ответил и, поднявшись без видимого усилия, направился к выходу. Охранники зашагали следом. Подходящий момент, решил Литвин;
— Посредник Айве сказал: д’верие освещать дорога к пониманию. Он вернётся, когда мы установить д’верие.
Шарик-кафф на виске женщины мигнул, и Литвин опять услышал её высокий чистый голос:
— Мы остаться… останемся. Есть непонятное тебе. Мы объясним.
— Валяйте, — сказал Литвин. — Хотя можно ли верить объяснениям ограниченно разумных? — Кажется, они не поняли, и он добавил: — Когда нет гербовой, пишут на простой. Объясняйте. Начните с гибели моего корабля. Я слушаю.
— Вы нападать, мы защищаться, — произнёс Йегг. — Как защищаться, р’шает тот, кто у сферы н’блюдений. Он — Столп Порядка, первый в Связке. Он р’шил изъять из существования. Больше нет нападений. Это… как называется?.. прецедент.
— Не прецедент, урок, — подсказала женщина.
— Значит, урок, — протянул Литвин, испытывая страстное желание свернуть шеи обоим. Впрочем, он привык справляться с яростью; слишком гневливых и безрассудных в десанте не жаловали, зная, что такие долго не живут. — Ладно, так и запишем: мы нападать, вы защищаться, и Столп Порядка решил преподнести урок. Рихард — это тоже урок?
Йегг и Йо одновременно подняли руки перед грудью и плавно развели их в стороны. Жест отрицания? Видимо, потому что Йегг сказал:
— Нет. Это быть другой с’туация, более сложный. Т’кой, когда…
— Если случай более сложный, пусть она объяснит, — Литвин кивнул женщине. — Йо лучше овладела языком.
Йегг медленно закрыл глаза, и шарик на его виске погас. Что это значило — и значило ли что-то вообще? Лица мужчины и женщины были бесстрастны, и никаких следов эмоций он прочитать не мог. Такие похожие на нас и такие чужие, мелькнула мысль. Может, в самом деле ограниченно разумные? Ни улыбки, ни гримасы недовольства или удивления, ровным счётом ничего… Однако, если судить по разговору, тот и другая вполне вменяемы.
— Посредник Айве хотел… хотел вступить в контакт. — Йо коснулась лба тонкими пальцами и протянула руку к Литвину. — Связь без слов… такая… нет термина…
Вздрогнув, Литвин припомнил первого бино фаата, увиденного им, и странное ощущение под черепом. Не боль, не давление, а что-то ещё — звуки, гул, мелькающие картины.
— Ментальная связь? Мысленная? — спросил он. — Телепатическая?
— Эти понятия мы извлекли из ваших передач, но они определяются неточно. В них вкладывают различный смысл. — Сфера в волосах женщины вдруг заискрилась, рассыпая цветные блики. — Пусть будет ментальная… мне подсказали, что термин приемлем. У бино фаата такая связь возникла после Второго Затмения. Вы очень похожи на нас, и Йата с Айве решили, что стоит попытаться… — Йо снова прикоснулась к виску. — Но они не сумели войти в контакт ни с тобой, ни с тем, кого ты называешь Рихардом. Есть отличия в структуре мозга, и их попробовали выяснить. Послойное считывание сигналов мозговых клеток…
— Это я уже слышал, — сказал Литвин, скрипнув зубами. — Что с Макнил?
— С вашей кса? Она была слишком возбуждена. Её погрузили в т’хами. Ты можешь посмотреть.
Йо не шевельнулась, но потолочный купол и задняя стена исчезли. Вместо них раскрылся вид на обширное пространство с гроздьями трубок или шлангов, тянувшихся, казалось, со всех сторон; в этой паутине, на равном удалении друг от друга, лежали нагие человеческие тела — может быть, тысяча, или десять тысяч, или миллион. Это хранилище выглядело бесконечным; шеренги тел уходили вдаль и в стороны, поднимались вверх, словно в каком-то чудовищном складе, где людей держали про запас или, возможно, хранили как совокупность тканей и органов, которые понадобятся другим, тем, кто жил по-настоящему. Изображение приблизилось, стало крупнее, и Литвин увидел, что перед ним женщины. Огромное множество женщин, спящих или находившихся в трансе, и все как будто на одно лицо: застывшие, широко расставленные глаза с голубыми белками, маленькие пухлые рты, чуть заострённые подбородки. Йо несла те же признаки расы, но отличалась большей гармонией черт и экзотической красотой — по крайней мере, на взгляд Литвина.
Макнил лежала или висела при нулевом тяготении в одной из шеренг. Кожа её была такой же белой, груди такими же маленькими, как у соседок, но рыжие пряди горели ярким пятном в ряду темноволосых головок. Мнилось, что она дремлет с открытыми глазами, уставясь куда-то в пустоту.
— Спит? — спросил Литвин.
— Это т’хами, — пояснила Йо, и картина под куполом погасла. — В состоянии, которое ты называешь сном, жизненные процессы замедляются. Немного. Здесь замедление больше — почти не нужен воздух для дыхания и питательные вещества. Но гормональные процессы идут с обычной скоростью. Это т’хами кса.
— Кса — женщины? Такие же, как ты?
Впервые он заметил, как в её лице что-то дрогнуло. Но голос был по-прежнему спокоен.
— Не такие. Я не способна к производству потомства.
Литвин покосился на Йегга — тот сидел неподвижно, с опущенными веками, словно медитировал, не видя и не слыша ничего. Как отключённый робот, подумалось ему. Он придвинулся ближе к Йо, взял её тонкую хрупкую руку, поднёс ладонь к губам.
— Но ты всё-таки женщина? Твоё лицо и тело, как у наших женщин, и пахнешь ты так же сладко… Почему тебе нельзя иметь детей?
— Я не предназначена для этого.
Руку она не отняла — может быть, не понимала, зачем Литвин прижал её к своей щеке. Кожа на ощупь была нежной, как у юной девушки, ногти овальными и розоватыми, прикосновение пальцев — приятным.
— Не предназначена, вот как! — повторил Литвин. — Тут я чего-то не понимаю, милая фея. Вы размножаетесь делением или клонированием? Или наладили конвейерное производство?
Он выпустил руку женщины. Её лицо снова было застывшим.
— Этот вопрос я не могу обсуждать. Говори с посредником.
— Почему?
— Способ воспроизводства расы — ключевой момент её выживания.
Литвин кивнул. Эту истину ему сообщили ещё в Байконурской школе, причём теми же словами. Вздохнув, он произнёс:
— Могу я осмотреть корабль?
Вспыхнул кафф на голом черепе Йегга, и переводчик пробудился. Его глаза открылись; какое-то мгновение он сидел, вытянув шею и будто прислушиваясь к телепатемам, витавшим в воздухе, затем произнёс:
— Йата р’зрешает. Йата думает: полезная демонстрация для б’но т’гари.