Вторжение
Шрифт:
Выбираясь наверх, поскользнулся и едва кубарем не скатился вниз. Обошлось.
До поляны, где решил пострелять, осталось всего ничего. Доберусь, надо будет выбрать место посуше и отдохнуть малька. Дыхание восстановить. Давно не ходил так далеко и долго. Притомился с непривычки.
Тишина. Ее так много, что сама мысль о пальбе по банкам здесь и сейчас кажется кощунственной. Любой выстрел обречен быть услышанным за несколько километров отсюда. Или нет?
Может пойти к железке, и бабахнуть, дождавшись, когда пойдет товарняк? Нет. Рядом с железкой запросто можно на кого-нибудь нарваться.
Я
Конечно, можно бы было встать ближе, но хотелось еще посоревноваться с самим собой. Попаду, не попаду? А ну как не попаду? Как тогда узнаю, что эти оружейные магнаты мне не холостые подсунули?
Распахнул телогрейку, расстегнул кобуру, достал пистолет.
Так. Теперь снять с предохранителя, передернуть затвор, задержать дыхание, прицелиться и плавно нажать на…
Бах.
От ближайшего дерева, что я выбрал мишенью, отлетели куски коры. Нормалек. Теперь по банке. Это сложнее. Патронов не так много, и я еще не знаю, буду ли стрелять в третий раз. А попасть хочется.
Выстрел эхом отозвался на другом конце поляны, пробитая насквозь банка из-под сгущенки улетела в траву. Я понюхал едва уловимый запах пороховой гари и довольно зажмурился.
Класс! Но закончим на этом. Программа на сегодня выполнена, и хватит жечь патроны.
Возле самого дома меня перехватил Антоныч. Его шикарная двухэтажная хата возвышалась над округой наискосок через улицу от моего участка. Там было все: и подземный гараж, и здоровый погреб, и пристройка с сауной. Весь второй этаж опоясывало что-то наподобие смотровой площадке, напоминающей те, с которых в охотничьих угодьях отстреливают дичь. Антоныч и был охотником, а кроме того, еще и бывшим милицейским полканом. Не дом у него, а крепость. Хоть пулеметы ставь. Серьезный человек. И жена ему под стать. Каждую зиму, когда дачный поселок пустел, и лишь редкие домики дымили закопченными трубами, она частенько прогуливалась по улице с двустволкой наперевес. Может быть, еще и поэтому с нашей стороны поселка не обносили дома.
— Отстрелялся? — сходу огорошил меня Антоныч.
Но откуда… Черт. Надо было затемно выходить. Теперь весь поселок будет знать, что у меня пистолет. Хотя почему? Откуда моему соседу знать об этом?
— Расслабься, я никому не скажу. Я же уже восемь лет как ушел из ментуры.
— Но как вы узнали.
— Но я же хоть и бывший, но мент. — Антоныч заржал. — Видел бы ты свою загадочную рожу вчера.
— Ага. И свою изумленную рожу сегодня. — Подыграл я. — Да вы психолог.
— Каждый хороший мент должен быть и психологом и физиономистом. Давай лучше на ты, и пойдем тяпнем чего-нибудь, а то у меня спутниковая тарелка накрылась. Скучища. Ты, кстати, не сечешь в этом случайно?
— Неа, не секу, Антоныч. Может провод отошел? Ночью ветер был.
— Это я уже проверил. Ну да ладно. Завтра сынуля приедет и посмотрит. Ну, пошли что ли?
— Сейчас. Только своей звякну.
— Ну давай. Я пока на терраске покурю и за водочкой на кухню. Заходи потом.
Я отошел в сторону и достал телефон. Сеть отсутствовала. Опять в Москве электричество гавкнулось что ли?
— Знаешь, Антоныч,
— Конечно езжай, а что, случилось что-то?
— Да вот сеть не пашет. А Помахал я телефоном. Своей дозвониться не могу.
— А, это теперь в порядке вещей: то здесь крякнется, то там рванет. Если на железке напруги нет, можешь и не уехать. Хотя щас эти инерционные поезда ходить стали с аккумуляторами. Не успеваю я за прогрессом.
— Да, теперь только такие и ходят.
— Ну давай на дорожку, А Антоныч открыл бутылку, — и для душевного спокойствия. Что бы без кошек
На платформе несколько бабок перемывали косточки не кому-нибудь, а самому президенту, дальше на лавке сидел худой мужик в линялом бежевом плаще, еще дальше два грибника с корзинками. На противоположном конце кучковалась поддатая молодежь. Провожают кого-то. Значит, должна быть электричка.
— Извините, в шестнадцать тридцать не отменили? — я подошел к бабкам.
— Эта ходит еще, сынок.
— Спасибо.
— Не за что, сынок. Не за что.
Электричка действительно пришла, и почти вовремя. Хотя эти рога ее были опущены. Значит, тока нет.
Погрузившись в вагон, я, к своему удивлению, даже отыскал свободное место, где немедленно задремал. Выпивка меня все время так расслабляет.
Проснулся от резкого толчка. И тут же мне в затылок влетела сумка, упавшая с полки. Хорошо, в ней было только шмотье.
Крики, мат, охи, вздохи. Кому-то повезло меньше, чем мне. Поезд затормозил так резко, что парень в соседнем купе въехал лбом в оконную раму, и теперь его подруга вытирала ему кровь носовым платком.
Погудев, повозмущавшись, пассажиры постепенно затихли и стали ждать отправления. Я снова достал телефон. Глухо.
Где-то впереди захлопали двери, по проходу побежал народ.
От контролеров что ли? Я их еще с осени не видел. Опасно им сейчас ходить. Народ злой.
Я от контры никогда не бегал. Предпочитал сунуть им пару сотенных. Поэтому и продолжал сидеть дальше. Но уж что-то большая толпа ломится, а парни, курившие в тамбуре, тыкают пальцами в горизонт и аж подпрыгивают.
Надо бы посмотреть, что там.
Я вышел в тамбур и выглянул наружу. Благо двери кто-то уже отжал.
Бля!
Электричка затормозила у самого переезда, а по шоссе, через железнодорожные пути, ползла колонна бронетехники непривычного песочного цвета. И контуры ее были не здешние.
— Американцы что ли? — я растерянно обернулся к парням.
— А хер его знает. Кто бежит, говорит, что по-английски треплются. Говорят, идут по вагонам, никого не трогают, только военных выдергивают.
Надо же! Что за херня такая? Нужно сваливать. Я не вояка, но пистолет-то при мне! Береженного Бог бережет.
Пристроившись в хвост драпающей толпе, я вскоре оказался в последнем вагоне, где спрыгнул на землю с подножки открытых дверей.
Теперь оставалось добраться до леса, что я и сделал.
Переезд и шоссейка остались далеко позади и справа. В промокших насквозь ботинках хлюпала вода, саднили исцарапанные ветками ладони.
Шел вроде в сторону Москвы по ходу поезда, но кажется, слишком забрал в лево.