Вторжение
Шрифт:
Он затягивается дешевой папиросой, выдыхает облако дыма, подходит к орудию и кладет на его сизо-серый металл руку в кожаной перчатке.
— Ты уж не подведи, — говорит он и похлопывает по металлу: — нам всего-то час нужен чтобы отстрелятся.
— Вашблагородие! — раздается голос сзади. Бакунин, старший канонир.
— Что такое? — отвечает он, не поворачивая головы. Он занят, он общается с 105-миллиметровым орудием Шнайдера, произведенным на заводах Путиловского Общества. Как воины древности вынимали свои мечи из ножен и проверяли остроту заточки и ладно ли рукоять сидит в руке — так и он, поручик
— Вашблагородие! Позиции оборудовали, прицел выставлен. К стрельбе готовы. — рапортует Бакунин: — снарядные ящики открыты.
— Открыть затворы. Приготовить первые снаряды для холодного выстрела. — командует поручик и бросает взгляд на свой хронометр. Рано, еще слишком рано, но лучше подготовиться заранее. Он отрывает взгляд от хронометра, с неудовольствием отметив, что его рука слегка подрагивает. Смотрит на Бакунина и отмечает, что его кожа, обычно смуглая, едва не коричневая — сейчас почти серая.
— Что, брат, старший канонир, переживаешь? — спрашивает он его, «без чинов», по-простому.
— Как не переживать, Вашблагородие, — отвечает Бакунин: — у меня трое детей в деревне, жена и мать. Один я мужчина остался. А тут — Демон в пятнадцати верстах. Что ему наши орудия… вон отдельный дивизион тяжелой артиллерии в самом начале разметал в клочья. У меня приятель там служил. Пропал без вести.
— Ты никак труса празднуешь, Бакунин? — поручик отбрасывает папироску в снег и давит ее сверху сапогом.
— Как можно, Вашблагородие. Назад не сдадим, если нужно тут помереть, так и помрем, как-никак солдаты. Но все одно не по себе. — отвечает тот: — против самого Врага Рода Человеческого встаем как-никак. Говорят даже Имперские Каратели из Гасителей Обликов не справляются… куда нам.
— Велика Россия, брат-канонир, а отступать то и некуда. — вздыхает поручик и хлопает татарина по плечу: — и вообще, сорок веков смотрят на нас с высоты этих пирамид.
— Вашблагородие? Каких еще пирамид?
— Египетских, брат-канонир, египетских. Ступай к своему расчету. Скоро уж время настанет. — говорит поручик и смотрит как Бакунин трусцой убегает к своему оружию. Снимает перчатки и снова кладет руку на холодный металл орудия. Заглядывает в открытый поршневой затвор, проверяя ствол на блики. Оглядывается. Канонир Морозов стоит тут же, удерживая здоровенную дуру снаряда на снарядном ящике. Сам снаряд почти два пуда весит, думает Маресьев, затем пороховой заряд… здоровый все-таки этот Морозов.
— Морозов. — говорит он и заряжающий — поднимает голову.
— Вашблагородие?
— Знаешь кто такой Наполеон?
— Как не знать, Вашблагородие. Торт такой есть. На праздники пробовал.
— Ну вот. Сорок веков, Морозов смотрят прямо на тебя. Заряжай!
Глава 18
Глава 18
— Замолаживает. — говорит денщик Лешка и тычет пальцем в небо: — никак крещенские морозы начались. Вы бы уж там побереглись, барин. Тута и по земле ходить замерзнуть недолго, а вы на своем ероплане собрались…
— А вы, Лексей Петрович не извольте беспокоится, — отвечает поручик Нестеров, отчаянно зевая и грея руки жестяной кружкой с горячим кофеем: — уж как-нибудь соберусь и прилечу.
— Воля ваша, барин. Опять вы надо мной смеяться изволите. Лексей Петрович. Лешка я. — говорит денщик, накидывая на плечи поручика меховую доху: — никак вам мерзнуть нельзя. Ни внизу, ни в небе.
— Да брось, Лешка, чего со мной сдеется. — машет рукой поручик: — и не в такие передряги вылетали. Тут всех делов на полчаса, вылетел, разведал, бомбу сбросил и назад. — он кладет руку на киль своего «Ньюпора».
— Петька! Петр Николаевич! — крик с краю аэродрома и Нестеров поворачивается. К нему бежит молодой человек в форме лейб-гвардии, придерживая саблю на боку. Нестеров приглядывается и расплывается в улыбке.
— Сашка! Ты тут какими судьбами?
— Петька! Вымахал, чертяка! Какой здоровый стал! — они обнимаются. Нестеров делает шаг назад, разрывая объятия и окидывает взглядом старого знакомого.
— Да ты и сам какой стал, ого! Лейб-гвардия! И орден! Анна! Вон и орденская лента на темляке, аннинским оружием награжден. «За храбрость!»
— Да ну, это нас после первой битвы с Демоном пожаловали… — машет рукой Александр: — всем, кто остался в живых выдали. Мы тогда честно думали, что все, все тут и останемся, кабы не Рустам Гирикович так бы и вышло. Но ты! Я про тебя в Столице слышал, ты у нас знаменитость теперь! Свои безбашенные трюки в воздухе делаешь, говорят летающих магов посрамил своим мастерством!
— Ээ, да брось, брат. Чтобы природную левитацию у магов преодолеть, совсем другой самолет нужно сделать. — отвечает Нестеров: — маги они одарены самим Господом и в небе себя как птицы чувствуют, а мы — обычные люди, все своим умом и своими руками. И в небе — гости. Малейшая ошибка и все. Так что по сравнению с левитацией у магов я просто едва-едва ковыляю в небесах.
— Да ладно. Мне в салоне герцогини Дафны рассказывали, что ты летаешь перевернутым вверх ногами! И что крутишься в воздухе по-всякому! — Александр бросает взгляд на стоящий тут же аэроплан. Качает головой.
— Экая хитрая машинерия! Куда уж нам, землеходцам про такое мечтать. Как она называется?
— «Ньюпор» Четвертая модель. Но это особый самолет. Он короче и у него усилены рули, переделано управление и снято лишнее оперение. За бипланами, брат, будущее! — Нестеров довольно похлопывает по корпусу самолета: — вот увидишь, скоро в небе одни бипланы останутся. Этажерка, она, конечно, большей подъемной силой обладает, да, пожалуй, и поманевренней, однако же на биплане можно большей скорости достичь, а это самое важное. Посадить на второе место огненного мага и все, готов у нас Огнедышащий Змей Горыныч! Или там Ледяную Княжну прокатить с ее Казнями Египетскими… тогда уж совсем… сдайся враг, замри и ляг!