Вулфхолл
Шрифт:
Гардинер оборачивается к нему, заинтересовавшись.
– Думаете, Мария может взойти на престол?
Кромвель пожимает плечами.
– Смотря кто будет ей советовать. За кого ее выдадут.
– Пришло время решительных действий. Половина европейских крючкотворов корпит над бумагами Екатерины… Та диспенсация. Эта диспенсация… В английской записано так, в испанской эдак. Плевать. Дело уже не в бумажках.
– А из-за чего спешка? – спрашивает Суффолк. – Ваша племянница понесла?
– Нет! А хорошо бы. Тогда ему пришлось
– Что? – спрашивает Суффолк.
– Понятия не имею. Пожаловать себе дозволение на развод?
Шарканье, ворчание, вздохи. Кто-то смотрит на герцога, кто-то – себе под ноги. Все здесь хотят, чтобы желание короля исполнилось. От этого зависит их жизнь и будущее. Он видит впереди их путь: извилистая тропа вьется по равнине, горизонт обманчиво чист, равнину пересекают канавы, нынешний Тюдор – лицо и одежда заляпаны грязью – ловит ртом воздух.
– Тот добрый человек, что вытащил короля из канавы, как его звали?
– Мастера Кромвеля заботят деяния простолюдинов, – сухо роняет Норфолк.
А он и не думал, что они помнят. Однако Норрис говорит:
– Я знаю, его звали Эдмунд Моди.
Жаль, что не Мадди [40] , говорит Суффолк. Он смеется в голос. Все на него смотрят.
День всех святых: как говорит Норфолк, снова ноябрь. Алиса и Джо приходят его проведать, ведя Беллу – нынешнюю Беллу – на розовой шелковой ленте. Он поднимает глаза: чем я могу быть полезен двум юным леди?
– Сударь, – начинает Алиса, – уже два года прошло, как умерла тетя Элизабет. Не могли бы вы написать кардиналу, чтобы он попросил папу выпустить ее из чистилища?
– А как же твоя тетя Кэт? Твои кузины, мои дочери?
Девочки переглядываются.
– Нам кажется, они промучились недостаточно долго. Энн Кромвель гордилась, что умеет считать, и хвастала, что учит греческий. А Грейс кичилась своими волосами и врала, будто у нее есть крылья. Нам кажется, им еще рано покидать чистилище. Однако кардинал может и за них заступиться [41] .
И кто тянул тебя за язык? Кто не просит, тот не получает.
– Вы так много сделали для кардинала, он не откажет. – Алиса пытается увлечь его своей затеей. – Король нынче не жалует кардинала; может, папа к нему расположен?
– Говорю вам, – подхватывает Джо, – кардинал пишет папе каждый день. Непонятно, кто только зашивает ему письма. А еще кардинал может послать папе маленький подарочек, вознаграждение за труды. Тетя Мерси сказала, что папа ничего не делает задаром.
– Идемте, – говорит Кромвель.
Девочки снова переглядываются. В дверях он пропускает их вперед. Лапки Беллы стучат по полу. Джо отпускает поводок, но Белла не обгоняет, держится сзади.
Мерси и старшая Джоанна сидят рядком. В комнате висит недоброе молчание. Мерси читает, проговаривая слова про себя. Джоанна уставилась в стену, на коленях вышивка. Мерси закладывает страницу, спрашивает:
– Это что, послы явились?
– Скажи ей, Джо, –
Джо хлюпает носом. Алиса берет дело в свои руки.
– Мы хотим, чтобы тетю Лиз выпустили из чистилища.
– Чему вы их учите? – спрашивает он.
Джоанна пожимает плечами.
– У взрослых свои убеждения.
– Господи, что творится под этой крышей! Дети верят, что папа спускается в ад со связкой ключей! Учитывая, что Ричард отрицает святое причастие…
– Что? – удивляется Джоанна. – Что он отрицает?
– Ричард прав, – говорит Мерси. – Когда Господь сказал, сие есть тело Мое, Он имел в виду, это символизирует Мое тело. Он не обращал священников в колдунов.
– Но Он сказал: сие есть . Не как бы тело, а тело. Иначе выходит, что Господь соврал, а это немыслимо.
– Господь может все, – говорит Алиса.
– Ах ты, маленькая проказница! – напускается на нее Джоанна.
– Если бы моя мама была тут, она бы тебя стукнула.
– Без рукоприкладств, – говорит он. И добавляет: – Пожалуйста.
Остин-Фрайарз – мир в миниатюре. В последние годы он больше напоминает поле битвы, чем семейный очаг, или один из тех биваков, где собрались уцелевшие и в отчаянии взирают на искалеченные тела и погубленные надежды. Однако они по-прежнему под его командой, его последние закаленные в битвах воины. И если они не сгинут в следующей схватке, ему придется учить их хитроумному искусству смотреть в обе стороны: вера и дела житейские, папа и евангельские братья, Екатерина и Анна.
Он глядит на ухмыляющуюся Мерси, на Джоанну, которой кровь бросилась в лицо. Отворачивается от Джоанны, гонит прочь мысли – и не только о богословии.
– Вы ни в чем не виноваты, – говорит он девочкам. Однако детские лица по-прежнему насуплены, и тогда он решает подсластить пилюлю: – Я хочу сделать тебе подарок, Джо, за то, что сшиваешь мои письма кардиналу [42] . И тебе, Алиса. Повод нам ни к чему. Я подарю вам мартышек.
Девочки переглядываются. Джо сражена наповал.
– А вы знаете, где их взять?
– Знаю. Я был в гостях у лорда-канцлера, его жена держит такую. Эта кроха сидит у нее на коленях и слушает все, что та ей скажет.
– Мартышки нынче не в моде, – замечает Алиса.
– Тем не менее мы благодарим вас, – говорит Мерси.
– Тем не менее мы благодарим вас, – повторяет Алиса. – Но при дворе не держат мартышек с тех пор, как там поселилась леди Анна. Чтобы не отстать от моды, нам бы лучше щенков от Беллы.
– Со временем, – говорит он.
Не для всех подводных течений, что бурлят в этой комнате, у него есть объяснение. Он подхватывает собаку и уходит к себе, искать деньги для братца Джорджа Рочфорда. Сажает Беллу на стол, подремать среди бумаг. Белла сосет конец ленты, пытается незаметно стянуть ее с шеи.