Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
Огромная, почти с Геллана ростом, ведьма, сверкая голыми руками, под улюлюканье толпы торжественно тянула за собой грязный мешок. От разгорячённого тела женщины валил пар.
– Так его, так, Ханнира! Будет знать, как открывать рот!
– Наподдай ему скорее!
– Повесить, мерзавца!
Голоса неслись со всех сторон, объединённые азартом и жаждой крови.
– Геллан! – пискнула скрытая за пологом фургона Дара.
– Шаракан, – выругался сквозь зубы он, вслушиваясь в мягкую поступь Обирайны.
– Что, брат стакер,
Тем временем боевая Ханнира, ухватив «мешок» за капюшон, подняла вверх безвольное тело. Толпа взревела. Ор стоял такой, словно воины на арене бились на смерть, но среди какофонии Геллан услышал тихий вздох кровочмака.
– Ты его знаешь? – спросил, не глядя вниз.
– Барк, – проворчал Айбин, – как был сумасшедшим, так и остался. Удивляюсь, что он до сих пор жив.
– Сомнительное утверждение, – холодно возразил Геллан, разглядывая болтающегося в руке Ханниры человека.
Он видел всё. Тревожный взгляд Леванны. Приподнятую бровь Рины. Спокойное ожидание мохнаток.
– Что происходит? – Ренн встревожен и напряжённо смотрит, как замедлился ход их процессии.
– Езжайте вперёд, – приказал и коротко махнул рукой. – Не останавливайтесь.
– Сложная задача, если учитывать плотность толпы. Тут либо остановиться и дождаться конца разборок, либо рисковать. Нам не проехать не разделившись. А как только сломаем ход возов, сразу станет легче атаковать под шумок.
Ренн не воин, но соображает хорошо.
– Всё равно нужно двигаться. Как только встанем – не выберемся, толпа засосёт, как болото. Тем более, после того, как.
– Только не говори, что вы собираетесь вмешаться, – потрясённо протянул слова Ренн.
– Предлагаешь проехать мимо?
– Браво! – картинно усмехнулся Лерран, и беззвучно зааплодировал. – Узнаю правильного и справедливого до тошноты властителя Верхолётной Долины.
Геллан не ответил. Зато отозвалась Дара из фургона.
– Вспомни, скотина, кто тебя взял с собой. Что-то ты тогда не жаловался на справедливость Геллана.
– Не вздумай высунуться, – пригрозил девчонке. – Я не смогу быть сразу в двух местах.
Возы медленно, но двигались. Геллан, Сандр, Ренн и Лерран, не сговариваясь, отстали. Стакеры переглянулись, прикидывая, как будет лучше поступить, но Лерран спутал им все планы.
Глава 24. Драная философия
Лерран
Слова Небесной девчонки почему-то зацепили, как крюк, и потянули его внутренности по грязной мостовой. Собственно, он и не собирался геройствовать или делать пафосные глупости.
В таких ситуациях лучше наблюдать со стороны или действовать исподтишка, чем открыто бросать вызов агрессивной толпе. Но сумасшедшие, с которыми его связала Обирайна, думали иначе.
Лерран хорошо понимал, чем могут закончиться благородные порывы: стакеров могут распять вместе с несчастным, что безвольно болтался в ручищах ведьмы-воина. Правда, со стакерами всегда всё сложно, однако двое против толпы – это слишком нереально.
Такие, как Ханнира, жалости не знают. Но зато, как и подавляющее большинство женщин, имеют слабости. Главное – нащупать и удачно нажать.
Пока Сандр и Геллан переглядывались, Лерран сделал шаг вперёд. Выехал навстречу. Картинно поставил коня на дыбы. Заставил особо рьяных поборников «справедливости» отшатнуться. Спешившись, заехал кулаком в живот стоящему рядом с Ханнирой. Так, что вышиб дух. Так, чтобы гайдан не мог ни слова вымолвить.
– Он покушался на тебя, – вымолвил, глядя воинственной деве прямо в глаза. Она замерла и сглотнула. Шумно, не скрываясь.
Лерран смотрел и смотрел, завораживая взглядом, уводя её мысли далеко-далеко.
– Ты прекрасна, – сказал тихо, купая огромную Ханниру в волнах собственного магнетизма. Чувствовал, как затихает толпа, попавшая в зону его уверенного спокойствия. Видел, как, тяжелея, опускается рука с несчастным, попавшим в передрягу.
Он был почти на голову её ниже. Дикие боги не дали ему высокого роста, но Лерран никогда не чувствовал себя обделённым или ущербным, потому что умел любые ситуации проворачивать в свою сторону.
Женщины любили его. Стелились, замирали, следили глазами. Он умел притягивать, обволакивать, раскручивать их внутренние пружины, вить из чувств верёвки. Он никогда не проигрывал, если шёл к цели и на пути стояла женщина.
– В тебе столько страсти, огня, живости. Ты настоящая, без дурацких ужимок и фальши. Естественная, как дыхание. Чем обидел тебя этот гайдан?
Лерран небрежно пнул ногой обмякшее тело, что уже валялось на мостовой.
– Он смущал моих посетителей непотребными речами, – голос у бабы-воина ей под стать: густой, низкий, шершавый. Можно было бы сказать – грубый, если б не прорывающаяся сквозь напускную резкость женственность. Ханнира упрямо свела широкие брови: – Таким, как он, отрезали языки.
Лерран чуть заметно усмехнулся.
– Так, может, он не достоин, чтобы его убили слишком быстро? Таких нужно казнить показательно, на большой площади. Чтобы умирал медленно, очень медленно, познал нестерпимые муки и пожалел, что родился, посмел открыть рот.
Лерран колыхал толпу магнетизмом собственных вибраций, говорил то доверительно, понижая голос почти до шёпота, то гневно увеличивал громкость.
Он видел: многих водило, как кукол от его силы: вон тот слабак мотает головой по кругу, эти трясутся телом, словно приняли драна без меры в свои утробы. Многие падали на колени и не соображали, что с ними. Позже они очнутся, но сейчас толпа связана с ним воедино. Дёрни он за ниточки – и падут к ногам. Захоти – оближут его пыльные стопы.