Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
Осторожно двинулась вперёд. Мохнатки спят чутко, а Юла лежит очень близко к Безе. К Кудряне – поправила себя мысленно. Нужно называть женщину настоящим именем, и тогда постепенно она придёт в себя. Жаль, но самой ей не вспомнить прошлую жизнь.
Деревянный пол холодит ступни. Мила переступает с ноги на ногу и приближается к камину. Огонь уже не пылает, не гудит – разбрасывает сонные блики раскалённых углей.
Девочка затаивает дыхание и, наклонившись, прижимает ладони к вискам Кудряны.
Вставая на колени, она знала, что будет нелегко, но не думала, что настолько. Внутри женщины – чёрный ужас. Глубокий, как овраг, опасный, как острые камни, о которые так легко пораниться или убиться насмерть.
Мила не жалеет, что ввязалась в это. Боязно протягивать руку к страху, кошмару, что навязан и пророс, пустил уродливые корни и ростки, взял в плен разум и подчинил себе волю.
У неё хватит сил, чтобы вырвать Кудряну из бездны – она поняла это, когда лендру корчило на полу. Если ты становишься сильнее, растёшь, открывается многое, чего не увидишь глазами.
Из Милиных пальцев течёт жизнь. Сплетается с мраком, всасывает его и разрушает клетку. Она видит лицо того, кто обрёк Кудряну на мучения. Чувствует дыхание зла и понимает, зачем её кинули в непроглядную темень.
Лендра неожиданно издала горлом клекот и открыла глаза. Зашипела сквозь зубы и дёрнулась. Лицо исказила страшная гримаса, но Мила уже не боялась – опустила руки и опала, как шёлковая простынь, на пол. Стукнулась бы головой, но горячие сильные руки подхватили, удержали от удара.
– Что ты наделала, Мила? – голос шёл издалёка, рассыпался мелким бисером, стучал глухо в висках, и уже не ответить, не шевельнуть онемевшим враз языком…
– Кто ты? – шелестом ползёт чужой голос – растерянный, но спокойный, но ответа она не слышит, не успевает. А может, и нет его вовсе, не родился, не созрел, не вышел наружу, как ребёнок, что появляется на свет, чтобы жить…
Глава 34. Мать и дети
Кудряна
Она будто очнулась. Вынырнула из глубин сознания. Словно всё время была не собой, а кем-то другим – испуганным и слабым. Рядом разбрасывала искры и злобное шипение Юла – мохнатка, что подобрала её на улице и спасла от кнута.
Юла опоздала. Не смогла вовремя подняться, а теперь сходила с ума от осознания, что её обвели вокруг пальца. И кто – умирающая девчонка. На миг взыграло самолюбие. Что греха таить: мохнатка оберегала её и присматривала по-своему, хоть часто и ворчала, сетуя на Безину слабость.
Теперь она не Безымянная. Кудряна. Пробовала катать на языке новое имя и понимала: оно пахнет прошлым, от него идёт тепло и бурлят прозрачные тени, пока неуловимые, но смутно знакомые.
– Ты о чём думал? – в голосе изуродованного стакера плавится холодная ярость. – Почему не остановил? Ты же знал, что ей нельзя выплёскиваться!
Высокий маг стоит, сжимая губы. Молчит, осознавая свою вину.
– Не надо, Геллан, – голос очнувшейся девочки слаб и похож на тихий шелест. – Он не смог бы. Я сама так захотела. Ни он, ни Юла меня не остановили бы. Не нужно, пожалуйста.
Золотоволосый умолкает. Глаза его – синие провалы боли. Бледная кожа поблескивает от пота. Он проводит руками над сестрой. Та ловит его пальцы и прижимает к щеке.
– Я приду в себя, правда. Нужно немного времени – и снова будет, как прежде.
Даже она, чужая и незнакомая, понимает: это неправда. Лучше не смотреть на кровочмака, что сжался неподалёку и прячет глаза. Он мог бы сказать, что девочка лжёт, но молчит. Его не спрашивают, и он этому рад. Потому что солгал бы и принял боль – Кудряна чувствует это.
Тревожная ночь, хлопотная. Кажется, никто больше не уснул. Сбились все в кучу, в большой комнате у камина, никто не захотел больше расходиться. Так звериная стая объединяется, чтобы выжить, пережить опасность, сохранить тепло.
Возле Милы – иномирная девчонка, Небесная, как зовут её все. Кудряна смотрит на неё с интересом. Отличается, хоть сразу и не поймёшь, чем. В ней какие-то завихрения и сила – неявная, скрытая, неразвитая, похожая на росток, что только проклюнулся из тверди и ещё не успел лепестки расправить.
– Я буду здесь, – говорит она Геллану, сжимая в руке пальцы девочки.
Никто не спорит, не возражает, но она вцепилась в руку малышки намертво и смотрит на всех с беспокойством. Так иногда ведёт себя Юла, когда чувствует, что больше, кроме неё, некому защитить.
Кудряна украдкой поглядывает в дальний угол. Там сидит, обняв колени, то ли девушка, то ли юнец. Она не поняла этого, когда юное создание кричало ей: «Мама!», пугая до мрачного ужаса, что обволакивал мозг, как вонючая жижа.
У неё была дочь – маленькая худенькая стрекоза, непоседа и строптивица, живая, как горная козлачка – теперь Кудряна об этом помнит. Она вновь и вновь кидает взгляды в угол и никак не может увязать образ девочки, почти ровесницы Милы, с тонким юношей, что сидит неподвижно, словно запечатлённый в камне.
В его лице – смутно знакомые черты. Той самой девочки из прошлого. Но сидящий в углу никак не может быть ею, нет. Слишком большая разница в возрасте.
А затем она снова видит мага – хмурого, сосредоточенного – и запинается, открывает рот в безмолвном удивлении. Взгляд мечется между этой парочкой и не может остановиться.